Не от мира сего-2 - [33]

9. Зеркало, которое не треснуло.

— Вот ведь гаденыш! — кричал Пермя, размахивая лохмотьями рукава.

Каким-то образом одежда на его руке изорвалась в полоски, оставив плоть практически неповрежденной, разве что пара синяков. Ноге повезло меньше, но повезло определенно — кости не сломаны, хотя хромать предстояло изрядно: левая стопа опухала, если верить ощущениям.

Но Пермя сейчас был слишком занят, чтобы обращать внимание на свое недомогание. Он ожесточенными ударами меча пытался отделить голову "Фенрира" от прочего туловища. Илейко морщился и дул на свою пузырящуюся ожогом кисть, Мишка хмурился и ворошил дрова в костре.

— Так викинги не поступают! — возмущался Наследник, наконец, откатив оскаленную голову в сторону.

— Так они ж не викинги, — пробурчал леший, которому пришлось явно не по его лесному нутру издевательство над телом зверя.

— Вот и я говорю, что нет! — строго сказал Пермя, схватил голову за ухо и похромал вместе с ней сквозь частокол.

Илейко хотел, было, что-то сказать, но Мишка махнул ему рукой: пускай поступает, как знает.

Васильич тем временем приблизился к лесу на расстояние в тридцать шагов, вой и скулеж утих. Лив забеспокоился, что звери, задумав сейчас броситься на человека, к тому же отчаянно хромающего, доберутся до него быстрее, нежели помощь в лице лешего и его самого.

— А ну выходи, твари! — прокричал Пермя и потряс "волчьей" головой.

Ответом ему было глухое рычание.

— Думаете, вы — звери? — голос Наследника прерывался от бешенства. — Это мы — звери (фраза из фильмы "The Grey", примечание автора)!

С этими словами он швырнул свой страшный трофей в лес, тот с глухим стуком ударился о дерево, долетев до ближайшего ствола, и откатился за бугор.

Все "Фенрирово" воинство горестно взвыло, но никто не бросился на Пермю, когда он, повернувшись спиной, заковылял обратно.

Вернувшись в лагерь, Васильич, ни на кого не глядя, с трудом стянул обувку и погрузил ногу в озеро, как до него это проделал Илейко со своей рукой. Он постепенно успокаивался, вновь становясь прежним невозмутимым биармом.

— Шли бы они культю сторожить, раз так им хочется, — проворчал он, вздыхая.

— Ты про палец Золотой Бабы? — осторожно спросил лив.

— Ну, да, ну, да, — покивал головой Пермя.

— Пойду, что ли, молот обратно принесу, — сказал Илейко. Почему-то именно сейчас молчание очень тяготило.

— Не вздумай! — возразил леший. — Никуда он не денется, некому тут его прибрать.

— Действительно, — согласился Васильич. — Сейчас эти твари придут в себя, новый вожак выищется — и опять прибегут кусаться.

— Думаешь, это был самый главный "Фенрир"? — спросил Хийси, ногой указав на обезглавленное "волчье" тело.

— Почти уверен, — сказал Пермя. — Однако если мы ничего не придумаем, то шансов дальше бороться, по крайней мере, без жертв с нашей стороны — очень мало.

Действительно, Илейко с обожженными руками мог, конечно, лягаться и кусаться, а Васильич биться, не сходя с места — но в таком состоянии противостоять сильному и маневренному врагу сродни самоубийству. Даже все искусство лешего не поможет, как бы он ни старался.

"Волки" пришли к линии обороны в полдень. Нападать они почему-то не торопились — посмотрели издалека своими желтыми глазами, походили туда-сюда, словно присматриваясь к слабым местам.

Илейко прикрутил веревкой к правой руке тесак, чтобы иметь хоть какое-то оружие, и встал у прохода в частоколе. К нему с мечом и топором присоединился Пермя. Ногу он туго обмотал тканью, но опираться на нее все равно практически не мог. Подошел и Мишка, протянув каждому по куску свежезажаренного мяса. Все, в том числе и леший, механически принялись его жевать.

— И вы пожуйте! — крикнул леший и бросил в сторону "волков" еще один кусок.

Кто-то из зверей повертел мордой, принюхиваясь, кто-то подошел ближе, шевеля носом и, вдруг, как по команде ближайшие к мясу твари отпрыгнули прочь. Шерсть на загривках у них стала дыбом, они оскалили удручающего размеры клыки и как-то странно посмотрели на людей. Более всего их взгляд сопоставлялся с чувством страха. В следующий миг эти "волки", безвольно опустив хвосты, затрусили к лесу. За ними устремилась прочая стая.

— Теперь они будут нас бояться, — сказал Мишка, а потом добавил. — Но они не уйдут.

Илейко ничего не понял, да и Пермя, похоже, тоже. Лив предположил, что это какие-нибудь секретные штучки Хийси, фокус-покус. Васильич для пущей важности спросил, впрочем, без всякого интереса:

— А что за мясо мы ели?

— Печень, — ответил леший, и вопросов ни у кого больше не было.

Нет, конечно, случалось в воинской жизни всякое. Увлеченный битвами человек начинал видеть в убийствах смысл своей жизни, превращаясь в машину смерти. Не обязательно таковыми становились берсерки, но у семейных людей шансов обратиться в такое существо было гораздо меньше. Наверно, дело тут в любви, отсутствие которой ломает некий барьер, отделяющий человека от хищника. У хищников же особым шиком считается не просто победить врага, но и забрать у него его отвагу и доблесть, вкупе с воинским умением. Никаким другим образом это не сделать, кроме как, сожрав сердце, либо печень поверженного соперника. Таких воинов ценили за их мастерство, но сторонились, как враги, так и "наши".