Не оставляй меня снова одну - [2]
Хелле нашла целую кучу колпачков! Просто немерено! И это в последнюю минуту нашей прогулки — тут как раз повалил очень густой мокрый снег, и мы припустили домой. Теперь, прежде чем продолжить собирать колпачки, придётся ждать, пока снег немного подтает. Но у нас их уже так много, что хватит на каждую лампочку на наших трёх мини-ёлочках. Даже ещё лишние останутся.
Моя ёлка делается вся голубая, ёлка Хелле — вся красная, а у Эрленд все колпачки зелёные. (Мы сказали Эрленд: «Ах, как ЖАЛКО, что мы не нашли ни одного жёлтого!» — и обещали отдать ей все колпачки, которые соберём, когда растает снег. И она успокоилась на зелёных.)
По правде, её ёлка оказалась даже красивее моей. Я спросила — может, ей хочется поменять на другой цвет, — но она отказалась. Тогда я сказала — она ещё пожалеет, что не поменялась со мной, потому что голубые всё равно в сто раз лучше зелёных. Я сказала, что это её последний шанс, и раз так, то я НИКОГДА больше не поменяюсь с ней ничем. Сейчас или никогда! Эрленд ответила — ну и пожалуйста, я могу говорить что хочу, а она меняться не хочет.
Дрянь. Недотёпа и зануда. Я сообщаю ей, что на будущий год зелёные колпачки будут мои. Я уже записала это в своём дневнике и поставила дату, так что у меня есть доказательство — я первая сказала! Вот так вот. О-О-О! Ох уж мне эта Эрленд! Жуткая жадюга и МАЛЯВКА!
Новость
Сегодня воскресенье. Завтра первый учебный день в новом году. Когда мы с сестрой спускаемся ужинать, мама и папа уже сидят за столом на кухне. Сидят и молчат. Вроде они выглядят как обычно, но всё-таки какие-то не такие. Происходит что-то не то. Я торможу на полпути посередине кухни и смотрю на них.
— Папа остался без работы, — говорит мама и кладёт свою руку на папину.
— Чего-чего? — спрашиваю я.
— Класс! Значит, ты можешь стать ПОЛИЦЕЙСКИМ! — вопит Эрленд и начинает носиться по кухне, делая вид, что у неё в каждой руке по пистолету. — Кошелёк или жизнь! — вопит она и палит по невидимым бандитам, якобы засевшим в кухне. (Надо полагать, кухня ими битком набита — по крайней мере, так ведёт себя Эрленд; хотя вообще-то с такой стрельбой у неё давно бы уже кончились патроны.)
— «Кошелёк или жизнь»? Дура, это ведь грабители говорят! — объясняю я.
— Ода, не называй сестру дурой, — говорит мама.
— Но полиция так не говорит! А Эрленд очень глупая, — отвечаю я.
— Не называй сестру «Эрленд» и не говори, что она глупая, — повторяет мама.
Я по-прежнему стою посреди кухни. Спрашиваю папу:
— Ты сделал что-то не так? Может, плохо работал, не старался?
— Сейчас время такое, сплошные сокращения, — отвечает папа. — В моих услугах больше не нуждаются. Я поступил на работу последним, значит, должен уйти первым. Ничего не попишешь. Но всё уладится, — говорит папа и улыбается — не так, как всегда.
— Значит, у тебя больше нет работы? — уточняю я.
— Именно. Как раз сейчас и нет. Но я скоро найду другую работу, вот увидишь.
— Всё уладится, — говорит мама.
«„Всё уладится!“ — они что, никаких слов больше не знают?» — думаю я.
— Папа — безработный, — изрекаю я, ни для кого, в воздух, в основном чтобы послушать, как это звучит: «Мой отец — безработный!»
Я совсем не знаю, что мне думать по этому поводу. Смотрю на папу — может, он стал выглядеть по-другому? Расстроен? Что он собирается делать?
— Всё уладится, милый, — говорит мама ЕЩЁ РАЗ и гладит папу по руке.
— ПИФ-ПАФ! — кричит Эрленд и одобрительно кивает сама себе. Она сдувает с указательных пальцев «остатки пороха» и суёт пальцы в карманы, будто её пальцы — пистолеты. Потом забирается к папе на колени и берёт бутерброд. Я тоже устраиваюсь за столом со своим бутербродом. Мы ужинаем. Сегодня у нас намного тише, чем обычно.
Обеими руками Эрленд обнимает папу за шею.
— Тебе грустно?
— Да нет, дружочек, — отвечает он и гладит сестру по щеке. — Просто как-то странно, что вдруг — раз! — и ты без работы. Что же мне теперь придумать?..
Папа смотрит перед собой в никуда. Похоже, он что-то обдумывает. Видно, что ему не по себе. Эрленд озабочена.
— Но, папа! — говорит вдруг она. — Ты можешь делать что угодно! Ты можешь ВСЁ!
Эрленд улыбается папе и снова его обнимает. Изо всех сил.
Сестра ещё такая маленькая — она на самом деле считает, что папа может ВСЁ…
— Да, это уж точно, — отвечает папа и улыбается обычной доброй «папиной» улыбкой. — Папа может всё, — подтверждает он и подмигивает мне. (Я закатываю глаза, но ничего не говорю.)
Мысли
Я в постели, но заснуть не могу. Мне слышно, как внизу, в гостиной, разговаривают родители — серьёзно, тихими голосами. Слышно, как в соседней комнате храпит Эрленд. Она храпит в точности как Дедушка. Я лежу и думаю о жёлтых колпачках от фейерверка, о папе, который остался без работы, и о том, что скажут на это в школе. И наконец думаю про умерших Лассе и Гейра, и ещё про Дедушку.
Думаю до тех пор, пока не засыпаю.
Утренний шторм
Дорогой дневник!
Это — документ для будущего, запись обо всём, что происходит здесь, на Крокклейва, 5, и именно сейчас — чтобы ВСЕ узнали и НАВСЕГДА запомнили, какая глупая МАЛЯВКА моя младшая сестра — Эрле(нд) Беата Стокхейм.
— НАЙДИ МОИ ВЕЩИ! — вопит Эрленд издалека, из коридора наверху.
