Не оставляй меня одну - [15]

— Госпожа Князева, — поздоровался он, глядя, как я к нему подхожу.

— Послушайте, тут такое дело… — я немного замялась, а затем быстро умоляюще зашептала. — Здесь в палате лежит мой друг. Вы не могли бы впустить меня? Я понимаю, что не по правилам, но прошу вас, он ведь умрет, вы ведь знаете, что они умирают, вы видите, как выносят их трупы. Позвольте мне попрощаться с ним. Я обещаю, никто не узнает!

— Ох, госпожа Князева… — охранник озадаченно почесал затылок. — Мне нельзя, вы же понимаете.

— Я найду, как отблагодарить вас! Это очень важно для меня. Ну пожалуйста!

— Простите, госпожа…

Он собрался отказаться. Ну и к черту! Я перехватила бумаги одной рукой, а второй схватила его за руку, мысленно приказав замереть. Парализация — одно из последних моих изобретений, причем крайне полезное. Я прикрыла глаза и сосредоточилась. Через десяток секунд охранник без сознания свалился на пол. Я не могла делать это быстро, требовалась концентрация, и парализация помогала обездвижить жертву, чтобы та не мешала. Я оставила рядом с телом бумаги, пошарилась по карманам охранника и вытащила связку ключей. Нужный искать не пришлось, на всех ключах были номера комнат.

Я вошла к Михаилу. Белая комната. Ненавижу белые комнаты. Как и я несколько месяцев назад, Михаил лежал на койке под белым одеялом, скованный ремнями за запястья. Закрыв глаза, он тяжело дышал и стискивал зубы, чтобы не поддаваться боли, но получалось с трудом, и в дыхании сквозили еле сдерживаемые стоны. Мое сердце болезненно ныло, когда я смотрела на все это, и я успела уже несколько раз пожалеть, что пришла. Я прекрасно понимала, что он чувствует, и ничем не могла ему помочь. Ненавижу бессилие больше всего на свете.

Я присела на койку рядом с Михаилом и сдвинула светлые волосы со лба, коснувшись его. Холодный, влажный. Парень устало приоткрыл глаза. Это зрелище я уже видела: черные венки прорезали белки глаз, сходясь к черной радужке. Когда-то его глаза были рыже-коричневые. Я запомнила их цвет, потому что он отлично сочетался с цветом его волос. Михаил вымученно улыбнулся мне, и я его понимала, мне тоже было тяжело улыбаться в те дни.

— Вероника…

Его рука шевельнулась в попытке подняться, но звяканье цепочки напомнило о наручниках. Тогда он просто приподнял пальцы и положил мне на колено поверх темно-синих штанов — стандартной формы агента Отдела. Его глаза успокоенно закрылись:

— Не уходи, Ника. Пожалуйста. Рядом с тобой хорошо.

Никой я позволяла себя называть только брату, но сейчас все возражения застряли в горле.

— Я здесь, здесь, — поспешила успокоить его я и положила ладонь ему на лоб.

Он тихо глубоко вздохнул и окончательно расслабился. Но он не умер, я касалась его и ощущала, что он жив, просто уснул. В этот момент в комнату ворвалось три человека: два охранника и один из наших химиков.

— Госпожа Князева! — начал химик с порога. — Что вы себе позволяете?

Его взгляд упал на спящего Михаила, и он смягчился, решив, что Михаил мертв.

— Госпожа Князева, он был вам близок, полагаю. Но негоже сейчас…

— Он не был, — перебила я его. — Он жив, просто уснул.

— У вас шок, — начал заговаривать зубы химик, пока охранники медленно обходили меня с обеих сторон. — Послушайте меня. Свой здравый смысл послушайте.

Их мысли и опасения в головах были настолько явными, что даже если бы химик вслух приказал им окружить меня, я бы обратила на это меньше внимания. Я резко встала, и для охранников это послужило сигналом к действию. Они бросились на меня и быстро схватили под плечи и за запястья. Это было ошибкой: они коснулись моей кожи.

— Выведите ее отсюда! — повысил голос химик.

— Замрите! — рявкнула я вслух, отправляя приказ в их головы, а затем обратилась к химику. — Я вам серьезно говорю, он не мертв, проверьте пульс.

Химик как-то заторможенно посмотрел на меня, а затем моргнул и произнес:

— Не уходи, Ника.

Я обалдело уставилась на него, затем бросила быстрый взгляд через плечо на Михаила, но тот лежал в прежнем положении. Химик сделал шаг в мою сторону, но его ноги заплелись, и он упал носом в ковер, потеряв сознание.

— Помогите ему, — сказала я тем двоим, что держали меня, и позволила им шевелиться.

Не зная, что делать, они в нерешительности замерли на секунду, а потом отпрянули от меня в стороны.

— Ну что встали! — разозлилась я. — Поднимите человека. Никуда я не сбегу и ничего вам не сделаю.

Один из них все-таки бросился на помощь химику, подавая пример второму, а я повернулась к Михаилу и села назад на койку, положила ему руку на лоб.

— Все хорошо. Я не ухожу.

Михаил в итоге выжил. Он получил дар управлять своим духом, покидать свое тело и вселяться в чужие. Кроме того, все случившееся натолкнуло наших ученых на интересные рассуждения. Когда мы с Владом оказались вместе в белой комнате, наша боль тоже утихла. Тогда химики сошлись на том, что это совпадение, просто у нас закончился болезненный период перестройки организма. Но сейчас, в ситуации с Михаилом, вопрос возник снова. Я могла уменьшить страдания агентов? Помочь справиться с последствиями инъекции?

Меня пробовали отправлять к другим агентам. Меня просили, умоляли повторить это, и я честно пыталась. Я даже пробовала залезать в их головы, что заставляло меня снова и снова переживать эту боль, но ничего не выходило. В конце концов Влад выдвинул теорию о том, что дары агентов с черной кровью могут влиять друг на друга, и предложил дать возможность людям из белых комнат встретиться. Основным признаком сочетания даров предполагалось исчезновение болезненных ощущений, возникающих после инъекции. Выбора, кроме как проверить его теорию, не было, и это сработало, но к сожалению, не для всех. Погибло в среднем четыре человека из пяти, и в живых в итоге осталась лишь дюжина агентов, распределившихся в группы по два-три человека по признаку совместимости даров. Так Михаил оказался в нашей с Владом команде, а мой брат получил личную благодарность государя.