Не оставляй меня, любимый! - [73]

Ложью можно делать многое. Обманом можно нажить богатство, получить положение в обществе, завоевать целую страну и даже подчинить себе полмира, внушая ему мысли о своей исключительности и непогрешимости. Неправдой можно даже очаровать чью-то душу и получить некое подобие любви.

Но как рак, распространяясь, уничтожает организм, так и ложь пожирает то, что ей удалось получить. Приходит время – и всем становится очевидна подмена понятий. Перед истиной вранье всегда тускнеет. И тогда все победы лжи идут прахом, все ее приобретения утекают, как пепел сквозь пальцы.

Сеющий ветер пожинает бурю, сеющий ложь пожинает прах.

* * *

Я дал себе обещание не заглядывать на страницу Ксюшеньки, но держал его всего несколько дней. В это время с «Мы» стало происходить что-то странное – такого количества попыток взлома, дидоса или заражения вирусами я не видел с самого начала работы Сети. Плюс к тому, значительно повысилась сетевая активность, нагрузка Сети неуклонно ползла вверх. Чертовщина какая-то, мне пришлось даже договориться с администрацией серверного кластера о выделении мне дополнительных мощностей по обработке. Естественно, я провел полную диагностику Сети, но не нашел ничего необычного. Повысившаяся активность являлась естественной. Никто не юзал ботов, не рассылал спам. Люди просто общались – но что за хипиш? Война, что ли, началась?

Когда у меня выдалась свободная минута, я решил войти в Сеть как пользователь. Первый сюрприз меня ждал прямо на моей странице. Количество моих подписчиков уменьшилось в тысячу раз, попросту говоря, от меня отписались почти все мои фоловеры – и это за каких-то два дня.

Зато мой почтовый ящик был переполнен.

Даже сегодня я с ужасом вспоминаю тот момент, и мне очень сложно говорить о нем. Я открывал лишь письма без вложений и аттачей (Сеть у меня надежная, защита вирусов не пропустит, но береженого бог бережет). Столько оскорблений в свой адрес я не слышал, наверно, от рождения и, надеюсь, никогда не услышу больше. Если верить моим подписчикам, от рождения Иуды Искариота в человеческом роду не нашлось большего мерзавца. Я оказался подонком, мутантом, жертвой аборта, бездушным существом, дьяволом, антихристом, мерзостью – и это только то, что было цензурным и не касалось обсценных тем.

Я не верил своим глазам. Снится мне это, что ли? Бред какой-то! Что случилось, скажите на милость?

Видимо, пока я знакомился со всеми этими шедеврами народного творчества, я как-то выдал свою реакцию (наверно, я был бы шокирован, но, как ни странно, меня спасло мое удивление – я искренне недоумевал, чем заслужил подобную ненависть), так, что в комнату вошла Ирина.

– Что случилось? – спросила она. Я думал, стоит ли мне говорить ей, но напрочь забыл, что у меня открыто одно из сообщений подобного рода. Автором оного, вероятно, была юная девочка, не обремененная интеллектом – судя по обилию грамматических ошибок и привычке писать крупным, разноцветным шрифтом. В сообщении мне предлагалось «сгареть в оду» и «утапица в дирьме». Эх, милые олбанцы с удафф. ком, до таких высот падонкаффскаго йезыга вам еще расти и расти. – Что это за бред сумасшедшего?

За эти несколько дней мы с Ириной общались очень мало. Формально потому, что я с утра до ночи сидел в Сети, настраивая «Мы». Фактически…

Фактически мы избегали друг друга. Мы понимали, чего стоит нам оставаться невозмутимыми после всех наших откровений. Мы старались не обременять друг друга необходимостью сдерживать свои эмоции.

– Да так… неадекваты какие-то, – фыркнул я и поспешил удалить письмо… открыв при этом следующее. Автор капсом не злоупотреблял, зато выбрал ажно семьдесят второй шрифт.

«Надеюсь, ты умрешь в страшных муках!» – гласило послание.

– …а отправитель-то другой, – задумчиво сказала Ирина. – И у вас еще две тысячи двести два неоткрытых письма.

– Часть я уже успел удалить, – заметил я хмуро.

– Что случилось? – напрямую спросила Ирина.

– Если бы я знал! – ответил я. – Понятия не имею!

И тут мне в голову пришла по-настоящему страшная мысль: Карина!!!

Я набрал ее мобильный, но он оказался выключен. Тогда я стал искать номер клиники. Пока я искал, Ирина просматривала пришедшие сообщения. Наконец я нашел нужный телефон и набрал его. Давно надо было его в адресную книгу внести, кстати, но тогда, когда Карина заболела, мне было не до этого, а потом… просто забыл.

– М-да… – сказала Ирина. – Думаю, вам лучше этого вообще не смотреть. И главное, ни единого объяснения, что случилось, словно авторы и так уверены, что вы знаете, за что они вас поносят! У вас никаких догадок на этот счет?

Я только рукой махнул. Догадка у меня имелась, но верить в нее я не хотел. Но почему выключен мобильник Карины?!

– Да? – ответил Василий Владимирович, когда я набрал его номер.

– Что с Кариной? – спросил я, не здороваясь и не представившись. – Ей хуже? Она жива?!

– Жива, – ответил доктор сухо. – И ее жизнь сейчас вне опасности, хотя и пришлось проколоть ее сильными седативами. Лечение идет по плану.

– Седативами? – удивился я. – На каком основании?

– А то вы не знаете. – В голосе врача послышались издевательские нотки. – Знаете что, молодой человек… Я решительно запрещаю вам сюда звонить. Кстати, со мной связывался профессор Б., так что, надеюсь, свое любопытство вы уже удовлетворили.