Не осенний мелкий дождичек - [77]

Валентина понимала, что не должна вмешиваться, что нужно слушать и смотреть до конца, однако не выдержала:

— Скажите, Рыбин, у директора школы есть личная корова?

— Какая корова? — озверело взглянул на нее Рыбин. — Ну, нет у него коровы. Какое это имеет в данном случае значение?

— У вас есть корова?

— У меня есть, — снова весь передернулся Рыбин. — И что?

— Значит, вы даже не помните, что пишете в своих жалобах, — не повышая голоса, хотя ей хотелось кричать, драться, заключила Валентина. — Вот строки из вашего письма: «Директор пасет свою корову в школьном саду…» Фальсификация фактов. Подсудное дело, Илья Никонович.

— Подсудное? — взвился Рыбин. — А вы кто такая, чтобы тут выступать с заявлениями?

— Сотрудник районной газеты.

— Вы ответите за свои слова! Из газеты — не значит, что имеете право оскорблять! — напустился на нее Рыбин. — Я вам покажу, найду на вас управу! Как ваша фамилия?

— Тихомирова. Валентина Михайловна Тихомирова. Педагог по профессии. Член партии. Вас интересуют еще какие-либо данные?

…А утром в школу приехал Сорокапятов. Узнал, что накануне, на профсоюзном собрании, коллектив учителей отказался работать дальше вместе с Рыбиным, снова собрал всех в кабинете директора…

Вернувшись из Рафовки, Валентина первым делом зашла к Володе: хотелось поделиться впечатлениями. Но он был занят, поговорить не удалось.

В редакции к ней нетерпеливо бросился Бочкин:

— Ну что, разобрались в рафовском кавардаке?

— В какой-то мере, — присела на край стола Валентина. — Склоку заводит Рыбин, это ясно. Его почему-то активно защищает Сорокапятов.

— О чем я и хотел поставить в известность вашего супруга: покровителя его сняли с работы, а сорокапятовщина осталась, — хмуро проговорил Бочкин. — Почему-то у нас в областных верхах никто не задумался над простым фактом: Сорокапятов десять лет работает в районе вторым секретарем, за это время сменилось четыре первых, много всякого прочего люда… Уходят, приходят, а склоки, жалобы, клевета остаются. Я провел тут, Валенька, разведку, и весьма глубокую, понял: сию атмосферу создает милейший Иван Иванович. Чужими руками, конечно, используя Рыбина и ему подобных. Приглядитесь, он ведь ничего не решает, в случае чего — я не я, вина не моя.

— Я это чувствую, Василь. Но зачем?

— Рвется к посту «первого». И «рука» у него есть, а вот не выходит… Грамотешки не хватает, понимаешь? Он тут хотел разжиться аттестатом за десятилетку, да сорвалось, одна из учительниц восстала, есть такая Александра Ивановна…

Зазвонил телефон, Бочкин взял трубку:

— Редакция слушает. Кто говорит? Рыбин? Да, да, — минуты две он молчал, видимо, выслушивая собеседника, затем сказал сухо: — Нам это известно. Никакого криминала тут нет и не может быть. Жалуйтесь, куда хотите. — Положил трубку на рычаг. — Рыбин звонил. Сообщил, что вы ночевали у директора школы Чурилова и потому подкуплены. Выступать в газете уже не имеет права.

— Это на самом деле так?

— А черт с ним! Гостиниц в селах нет… Пишите смело, доказательно: что́ нам с вами, рядовым — дальше фронта не пошлют! Или боитесь подвести своего высокопоставленного супруга?

— Нет, не боюсь.

Валентина бесплодно промучилась над статьей до конца работы, дальше первой фразы дело никак не шло, мысли путались, слова казались бледными, неубедительными. Дома занялась уборкой, ужином, перебирала в памяти пережитое за последние сутки, вспомнила вдруг Взгорье, Перовых, как убежала она, молоденькая тогда Валентинка, прямо с педсовета в ночной зимний лес… Неожиданно возникла в мозгу одна мысль, другая, они связались в стройную цепь доказательств. Села к столу, лихорадочно схватив первый попавшийся лист бумаги, писала, перечеркивала… Когда пришел Володя, почти готовая статья была спрятана у Валентины в сумке. Володе не показала эту первую свою статью, обидело его невнимание, равнодушие к тому, чем мучилась и жила она. Зато Бочкин, прочитав на другое утро ее материал, обрадованно затеребил свою не поддающуюся никакому гребню шевелюру:

— Ох и грому будет, Валенька! К счастью, Ленчик в отъезде, я в данный момент хозяин, вызываю огонь на себя!

13

— Нина Стефановна, дорогая, как ваша поездка? Повидали Колю? — Войдя в учительскую, Валентина прежде всего отыскала взглядом Фортову, которой не было дома все эти три дня каникул. — Я уже стала тревожиться.

— Ой, не говорите! — Нина Стефановна улыбалась, значит, все было в порядке. — Приехала на стройку, пошла по управлениям. Сколько их там! Ничего не могу добиться, посылают туда-сюда… Потом кто-то посоветовал: обратитесь в молодежный штаб. Разыскала я этот штаб, сидят парнишечки вроде моего Коли, все им любопытно. Рассказываю, а сама думаю: тут и вовсе, верно, ни конца, ни начала! А ведь нашли. Учится на курсах экскаваторщиков мой Коля. В вечернюю ходит. Все, как обещал, — завершила она с гордостью.

Учителя, входя, обращались к Нине Стефановне все с тем же вопросом, и она не уставала снова и снова рассказывать, как искала сына, как обрадовался Коля, увидев ее в общежитии.

— В ресторан ходили вечером ужинать, он платил, — улыбалась Нина Стефановна. — Переночевать в общежитии разрешили. В комнате еще двое ребят живут кроме Коли, один из них болгарин. Смуглый, заботливый. Все носился со мной: мама, мама! Ушли оба ночевать к друзьям, мы с Колей чуть не до утра говорили…