Не осенний мелкий дождичек - [61]

— Уезжаете, значит? Насовсем уезжаете?

Он так и не женился, и Надя не вышла замуж — в этом тоже, наверное, была какая-то вина Валентины, что-то не так она сделала, взяла и разбила бездумно то, что потом уже никто не сумел склеить. Тетя Настя шлет иногда от них обоих приветы… Да, много прошло времени, много утекло воды. Давно, еще при Валентине, это случилось, председательствует во Взгорье Дубов. Его посылали на учебу, потом — Лапникова. Вот тоже человек, в котором вершины сочетались с пропастями… Или все люди такие? Сейчас Лапников в «Сельхозтехнике», тетя Настя писала: крупный занимает пост… Да, много утекло воды. Шатохин Леша, Алексей Иванович, — знатный механизатор. Юра Волков строит заводы… До чего была густая шевелюра у Бочкина, когда Валентина впервые увидела его! И шевелюры уже нет. Прав Володя, слишком старая у них дружба, чтобы рушить ее сейчас. «Позвоню завтра, — думала, засыпая, Валентина. — Пусть приезжает на пироги». Она по-сестрински привыкла к нему, скучала, если долго не видела. В серьезность его признания как-то не верилось, мало ли что он мог ляпнуть с бухты-барахты. Любимый Аленин дядюшка. Вот тут действительно любящий, ничего не скажешь. Ну и славно, коли так.

Утрем все оказалось в инее. Каждая веточка, всякий сучок на деревьях оделись в пушистую шубку. Бельевая веревка превратилась в толстый снежный канат. Скамейка в саду представилась мягким глубоким креслом. «Обильный иней — к хлебу», — подумала Валентина. День рождался мягкий и тихий, вокруг все дышало покоем и красотой. Валентина, замерев на крыльце, не могла оторвать глаз от несбыточно-чудесного царства в саду. «Зимнее цветение, — думала она, трогая рукой в варежке снежный пух на перилах. — И зимой расцветает сад… Приходит и моя зимушка-зима. Какой-то она будет?» Только что, причесываясь перед зеркалом, заметила Валентина, что и в ее волосах густо блестит седина. Сорок девять. Еще не зима, осень. Иней бывает обильным и осенью. Первый признак близкой зимы.

Грустные и светлые, теснились мысли. Сколько зим выходит она вот так на крыльцо с тяжелым своим портфелем, полным учебников и тетрадей. Теперь, когда есть кабинет, где сосредоточены все подсобные материалы, носить приходится меньше. В портфеле лишь то, что нужно было сделать дома. Много нужно… Требования к учебному процессу растут, чтобы провести урок с полной отдачей, нужна сложная подготовка. Как ни парадоксально, с ростом требований к качеству урока все меньше остается времени для самих детей, просто некогда заниматься ими помимо борьбы за знания… Готовя на днях обзор по современной литературе для десятого класса, Валентина больше недели просматривала по вечерам свежие журналы, сидела в библиотеке над новыми книгами, штудировала критические статьи. Собрала массу материала, который нужно было освоить, проанализировать и, главное, втиснуть в сорок пять урочных минут…

— Иней-то, Валентина Михайловна! Прямо фантазия, — окликнула от своей калитки Чурилова. — Анна Константиновна любила деревья в инее.

— Она любила жизнь, людей, — задумчиво отозвалась Валентина. — Она была счастливым человеком, Евгения Ивановна. Рядом с ней любому становилось тепло.

— Вчера я разбирала ее вещи, нашла дневник. Помните, она говорила? Читала до рассвета, не могла оторваться. Записки из ее жизни… словно взяла в руки живую душу. Как сходны учительские наши судьбы…

— Дадите прочесть? Она разрешила бы.

— Конечно. Да, что я хотела сказать… Рома Огурцов меня беспокоит. Он замкнулся, ушел в себя. Что-то тревожит его, мучит. Не могу доискаться причины.

— Причина есть. Я потом расскажу, — взглянула на часы Валентина.

— Да, да, не опаздывайте. Я тоже подойду.

Время еще было, Валентина шла не спеша. И все-таки явилась, видимо, рано: школа встретила ее необычной тишиной. Она удивилась: неужели ни одного ученика? Почему? И вдруг вспомнила: каникулы. Первый день каникул! А она-то укладывала дома портфель, причесываясь, поглядывала на часы… И Евгения Ивановна: «Не опаздывайте». Тоже забыла? Как их всех поглощает школа, без нее словно останавливается время. Еще бы, в школе они бывают куда больше, чем дома. А мыслями своими в школе — всегда. Прошла в свой четвертый «в»: парты сдвинуты, посреди класса — нарядная елка. Сегодня же утренник! Вот о чем говорила Евгения Ивановна… Утренник в десять часов, сейчас только девять. Валентина подошла к окну, из которого виден был лесистый овраг, — совсем как во Взгорье. Лишь родника нет внизу. Зато сколько родников выбивается в пойме реки! Вода прозрачная, чистая. В Рафовке вообще хорошая вода. Володя сам носит воду из колодца, когда есть время, конечно. Все обещает соорудить возле дома колонку: успел выстроить в колхозе целый промышленный комплекс, строит второй, а до колонки — для себя — руки не дошли. И калитку никак не починит… О себе никогда не умел думать. Все же зря упрекает она Володю Иван Ивановичем, этого он у Сорокапятова не перенял — чтобы все для себя, только себе… И страха за собственное благополучие в нем нет, сберег же пойму реки, несмотря на громы и молнии, которые метало в него районное начальство. Не дал распахать, когда все вокруг рушили вековечную целину пойм. Луг сохранился со всем его разнотравьем. Река все равно пострадала, у соседей чернозем с прибрежной пашни снесло паводком в воду…