Не осенний мелкий дождичек - [32]

Шрифт
Интервал

— Нельзя ко мне, у меня ведь ученики, Саша, — вспомнив Катины слезы, проговорила Валентинка.

— Ну, ладно, коли ученики тебе дороже, — он распахнул полушубок, прикрыл одной полой Валентинку. — Посидим тут. А пить я не буду, слово солдата. Веришь?

— Верю, — шепнула Валентинка. Озорные карие глаза придвинулись близко-близко, шершавые жаркие губы коснулись ее губ. И все исчезло: луна, горечь, навеянная историей с Катей. Осталась лишь радость, звонкая и живая, как струйки поющего подо льдом родника.

На другой день Валентинке опять пришлось заниматься со всеми классами.

Едва вошла в класс Анны Сергеевны, раздалось знакомое гудение. Кто зачинщик? У всех напряжены щеки, даже у Виноградова.

— Ясно, — сказала с иронией Валентинка. — Гудеть вы умеете. А вот считать — посмотрим. Виноградов, сколько будет семью пять? — Мальчик, явно не ожидавший вопроса, а растерянно заморгал глазами. — Не знаешь? А семью восемь?

— Пятьдесят шесть, — прошептал маленький сосед Виноградова.

— Я не тебя спрашиваю, — остановила его Валентинка, довольная тем, что ребята отвлеклись и перестали гудеть. — Виноградов, повтори всю таблицу умножения на восемь.

Ученик ответил довольно успешно.

— Ну а восемью восемь?

Ученик молчал.

— Ты что, не можешь вразбивку? Как тебя зовут, Виноградов?

— Пашкой его зовут, — не выдержал маленький. — Што его пытать, наша учительша его не любит и не спрашивает никогда. Все грозится на второй год оставить. А он ей не поддается, вот!

Валентинка, пораженная, не нашлась, что сказать. В смятении заглянула в свой класс: ученики работали, склонившись над партами. Юра показывал кому-то кулак, увидев ее, быстро разжал руку… «У каждого свои методы, — с грустью подумала Валентина. — Кто — явной силой, кто — исподтишка. Но ведь проще всего по-человечески. Или по-человечески трудней?»

3

В перерыв Валентину окружили учителя. Вопросы все-таки возникли: где достать и как изготовить пособия для внедрения этой самой обратной связи. Объяснив, что смогла, Валентина подошла к девушке, которая независимо стояла в стороне.

— Вы, видимо, первый год? Мы с вами не знакомы.

— Да, первый год. Вернее, третий месяц. В Яблоновской восьмилетней. — Девушка пытливо смотрела на Валентину. — Я о вас много слышала. Даже подумывала прийти… Светлана Овсиенко, — протянула тонкую руку. В ней было легкое неуловимое изящество, которое дается с рождением.

— Яблоново от нас недалеко, приходите в любое время, — пожала ее прохладную ладошку Валентина. — Вот я смотрела сегодня на вас и вспоминала, как пришлось начинать самой. Что вас больше всего тревожит, Света, что самое трудное?

— Все тревожит, все трудно! — сплела в шутливом отчаянье пальцы Светлана. — А всерьез — очень слабые у детей знания. До меня сменилось три учителя. Тут уж дать хотя бы азы.

— В Яблоново нелегко, знаю. И все же путь наименьшего сопротивления не самый надежный, Светочка.

— Им ничего не надо, понимаете? Будто говорю в безвоздушном пространстве или для манекенов каких-то… Я уж подумала: может, то, что говорю, слишком сложно для них, непонятно?

— Затем мы и учителя, Света, чтобы сложное делать простым. Учитель — и дипломат, и актер немного. Но главное — желать только добра. Дети это очень тонко чувствуют… Приходите к нам, и мы к вам придем. Помню до сих пор встречу с одной старой учительницей. Мне пришлось вести уроки сразу в четырех классах, без всякого опыта… Тыкалась, словно слепой котенок. А она открыла мне глаза.

— Вот и я сразу во всех! — живо отозвалась Светлана. — Просто ужас какой-то!

Они вышли из зала, где проходил семинар: хотелось отвлечься, проветриться. Была как раз перемена. Ученики, несмотря на строгое предупреждение — в школе гости со всего района! — все же бегали и шалили, правда, с оглядкой. Седенькая уборщица, в синем халате поверх кримпленового платья, ревниво оберегала от налетов детей полированные, с зеркалами панели вестибюля. Терновскую школу построили недавно, по современному проекту — сколько постарался для этого перед уходом на пенсию бывший директор Томильский! — в ней было все, что нужно, даже комнаты для танцев и музыкальных занятий. Здесь только что приступили к работе по комплексной программе, коллектив школы еще сам не освоился как следует в новых условиях, и уже начались семинары, широкие посещения уроков, методические занятия. Капустин, как всегда, спешил «прогреметь» — медом не корми, а дай ему нашуметь, прославиться.

Некоторые ученики были одеты в форму; большинство, как и в Рафовке, кто во что горазд. Вот прошли мальчики в джинсовых костюмах в обтяжку, с волосами до плеч, следом пробежала девушка со стрижкой «гарсон», в широких, плохо сшитых брюках из дешевой шерсти.

— Не нравится? — взглянула на Валентину Света. — Вы, конечно, за стандартную форму?

— Зачем сразу в штыки, Света? Школа не воинская часть. И все же… радуюсь, что у нас, в тихой нашей Рафовке, этого пока нет.

— Диктуете ученикам свою волю? Под страхом каких наказаний?

— По-моему, проще воспитать вкус. Что мы и делаем.

— Ну да, подводите под общие рамки. А ведь в природе у каждого растения свой запах, своя расцветка.

— У полезных растений, как правило, тонкие запахи, тонкие краски. А вот у ядовитых…


Рекомендуем почитать
Происшествие в Боганире

Всё началось с того, что Марфе, жене заведующего факторией в Боганире, внезапно и нестерпимо захотелось огурца. Нельзя перечить беременной женщине, но достать огурец в Заполярье не так-то просто...


Старики

Два одиноких старика — профессор-историк и университетский сторож — пережили зиму 1941-го в обстреливаемой, прифронтовой Москве. Настала весна… чтобы жить дальше, им надо на 42-й километр Казанской железной дороги, на дачу — сажать картошку.


Ночной разговор

В деревушке близ пограничной станции старуха Юзефова приютила городскую молодую женщину, укрыла от немцев, выдала за свою сноху, ребенка — за внука. Но вот молодуха вернулась после двух недель в гестапо живая и неизувеченная, и у хозяйки возникло тяжелое подозрение…


Встреча

В лесу встречаются два человека — местный лесник и скромно одетый охотник из города… Один из ранних рассказов Владимира Владко, опубликованный в 1929 году в харьковском журнале «Октябрьские всходы».


Соленая Падь. На Иртыше

«Соленая Падь» — роман о том, как рождалась Советская власть в Сибири, об образовании партизанской республики в тылу Колчака в 1918–1919 гг. В этой эпопее раскрывается сущность народной власти. Высокая идея человечности, народного счастья, которое несет с собой революция, ярко выражена в столкновении партизанского главнокомандующего Мещерякова с Брусенковым. Мещеряков — это жажда жизни, правды на земле, жажда удачи. Брусенковщина — уродливое и трагическое явление, порождение векового зла. Оно основано на неверии в народные массы, на незнании их.«На Иртыше» — повесть, посвященная более поздним годам.


Хлопоты

«В обед, с половины второго, у поселкового магазина собирается народ: старухи с кошелками, ребятишки с зажатыми в кулак деньгами, двое-трое помятых мужчин с неясными намерениями…».