Не оглядывайся, Джин... - [9]

— Тогда садитесь, я вам налью.

Он сел в кресло, противоположное тому, с которого она только что встала, и принял из ее рук чашку.

— Какая вы добрая самаритянка, — улыбнулся он. — Именно то, что мне нужно: у меня просто не было времени осознать это. Весь день одно за другим. Не было времени даже на чашку кофе за ланчем — пришлось торопиться на заседание комитета.

Джин уже собралась садиться, но при этих словах выпрямилась.

— Вы хотите сказать, что ничего не ели?

Он рассмеялся.

— Не говорите так строго. Отсутствие ланча меня не беспокоит.

Она вернулась к буфету и принесла открытую банку и нож.

— Что ж, вас это должно беспокоить. Хотела бы я знать, что вы скажете пациенту, который признается, что ничего не ел между завтраком и ужином. Гарантирую, что вы скажете ему что-нибудь очень неприятное! Боюсь, это всего лишь печенье, но, пожалуйста, возьмите немного. — И прежде чем он смог возразить, торопливо добавила: — Мне прислала его… подруга, мастерица стряпать.

— Выглядит привлекательно. — Он взял кусочек золотистого бисквита «мадера»[4]. — Много лет ничего подобного не видел. Да, — с мальчишеским задором добавил он, — замечательно!

Джин не могла сдержать ответную улыбку. И в то же время задала себе вопрос: кто же за ним присматривает? Из всех людей на свете много и напряженно работающий врач больше всех нуждается в человеке, который заботился бы о нем.

Наступила тишина. Бессознательно разглядывая его лицо, Джин заметила, что оно выглядит усталым. В последние дни не было ни одной передышки, и она знала, что, подобно другим людям своей профессии — на вершине ее или внизу, он работает слишком много.

Он поднял голову. Их взгляды встретились, и на щеках ее вспыхнула краска. Что он должен подумать о ней — сидит и смотрит на него!

Но Блейр только светло улыбнулся — о, эти его улыбки, от которых у нее всегда перехватывает горло.

— Готов биться об заклад, что знаю, где живет ваша подруга, сестра, — сказал он.

— Да. Печенье прислали из Шотландии, — ответила она. — Конечно, оно домашнее.

— Я так и думал. Оно не из мира синтетической дряни, которой нас кормят в эти «просвещенные» технологические дни! Этим следовало бы заняться серьезно, а не оставлять журналистам, которые не устают напоминать нам, что мы медленно отравляем себя. Искусственные красители, запрещенные в других странах; сладости, определенно опасные для здоровья; «съедобные» масла; мороженое, изготовленное бог знает из чего — конечно, не из чистых сливок и яиц, которые использовала старая экономка моей матушки.

— По всем этим вопросам создавались королевские комиссии[5], — подхватила Джин. — И ответ был всегда один и тот же: ничего нельзя сделать. Подумать только, на какие мысли может натолкнуть это печенье мадера! Возьмите еще.

— С удовольствием. — Он помолчал. — Не думаю, чтобы больничная пища могла хотя бы приблизиться вот к такому.

Джин покачала головой.

— Но она по крайней мере здоровая. Старшая сестра на кухне придерживается жестких стандартов.

У него на кончике языка вертелось: «Почему бы нам не пообедать вместе и не попробовать что-нибудь поинтересней?» Но вспомнив ее отказ принять его приглашение, он вместо этого спросил:

— Ваша подруга живет в Эдинбурге?

— О нет, гораздо севернее. — И он снова ощутил отчужденность.

Принимая вновь наполненную чашку, небрежно сказал:

— Просто подумал, не могли выполнить какое-нибудь ваше поручение, когда был там — не ожидая приглашения на чашку чая!

Она рассмеялась.

— Я уверена, что эта женщина — в общем-то, она мне вроде тети — с радостью испекла бы для вас печенье или приготовила что-нибудь. Но она далеко, очень далеко.

— Понятно. Что ж, это настоящий ужин — как говорит мой юный племянник. — Интуиция подсказала Блейру, что Джин больше не хочет отвечать на вопросы о своей тете или кто она там, и он решил не настаивать. Он часто думал о ее прошлом: есть ли у нее родственники; в каком окружении она выросла; чем занимается, помимо работы в больнице. Если бы она могла догадаться, как часто он о ней думает, Джин еще больше укрепилась бы в своем решении не поощрять его интерес.

— Маленький Тим прекрасно себя чувствует, — сказал Блейр, заполняя паузу. — Я не мог надеяться на лучшие результаты. Еще неделя, и отец сможет отвезти его в деревню.

— О! — Джин не смогла сдержать возглас отчаяния.

Он быстро взглянул на нее.

— Вам будет его не хватать?

— Да, — призналась она. — Он такой славный мальчик. — Улыбка ее стала виноватой. — Я всегда выступаю против фаворитизма в палате. Но…

— Человеческий элемент берет верх!

— Ну… Тим — это исключение. Бедняга так истосковался по вниманию. Конечно, — быстро продолжила она, — я знаю, что отец обожает его. Но мистер Баррингтон часто отсутствует и не может возить мальчика с собой за тысячи миль. Тим говорил мне, что много времени проводит у тети в Гемпшире, но между строк чувствуется, что ему одиноко. Конечно, скоро он пойдет в школу.

Блейр нахмурился.

— Не очень скоро. У миссис Четвинд трое собственных мальчиков, здоровых и полных жизни. Когда мистер Баррингтон обратился ко мне, Тим как раз был у них, и я сразу понял, что этим мальчикам нет никакого дела до их хрупкого кузена, а он не может участвовать в их играх. Он снова туда поедет — выздоравливать, но на этот раз с ним будет отец — не меньше месяца. — Блейр помолчал. — Откровенно говоря, лучше бы у Баррингтона был свой дом, где бы он пожил с сыном. Но у него нет дома в Англии. У него есть вилла вблизи Монте-Карло, но это слишком далеко — я же должен осматривать Тима после выписки. К тому же я говорил вам, что у миссис Четвинд есть няня. Это лицензированная медсестра, прошедшая весь курс подготовки. Она работала в детской палате до того, как занялась своей нынешней работой. Вполне квалифицированная и очень толковая женщина.