Не надейтесь избавиться от книг! - [9]
Ж.-Ф. де Т.: Это до нас дошел один листок. Может, потому, что все остальные были утрачены. Откуда нам знать? Особую ценность этому листку придает вера. Но может быть, настоящее учение Будды было запечатлено в следах его ног или в текстах, которые на сегодняшний день уже стерты или утрачены?
Ж.-К. К.: В самом деле, было бы, наверно, интересно поставить себя в ситуацию классической драмы: миру угрожает опасность, и мы должны спасти самые ценные предметы культуры, поместить их в какое-то надежное место. Например, цивилизации угрожает гигантский природный катаклизм. Надо торопиться. Мы не сможем все сберечь, все унести с собой. Что выбрать? Какой носитель информации?
У. Э.: Мы видели, что современные носители информации очень быстро выходят из употребления. Зачем же рисковать, обременяя себя предметами, которые, возможно, скоро превратятся в мертвый груз, станут нечитаемыми? Научно доказано, что книги превосходят любой объект, выпущенный на рынок нашей культурной индустрией за последние годы. Так что если мне придется спасать что-нибудь, что легко перемещается и доказало свою способность противостоять пагубному воздействию времени, я выберу книгу.
Ж.-К. К.: Сравним современные средства, более или менее приспособленные к нашей торопливой жизни, с книгой и способами ее производства и распространения. Приведу пример того, как книга может идти в ногу с Историей, подчиняясь ее ритму. В период создания «Парижских ночей» Ретиф де ла Бретон[40] бродил по городу и описывал то, что видел. Видел ли он это на самом деле? Комментаторы расходятся во мнениях. Ретиф был известен как человек, пребывающий во власти своих фантазий, охотно принимающий свой воображаемый мир за реальность. Например, каждый раз, рассказывая, как переспал со шлюхой, он в итоге проговаривается, что это была одна из его бывших подружек.
Два последних тома «Парижских ночей» написаны во времена Революции. Ретиф не только сочиняет рассказы о своих ночных похождениях, но набирает и печатает их по утрам на печатном станке в каком-то подвале. А поскольку в эти неспокойные времена трудно раздобыть бумагу, во время своих прогулок он подбирает на улицах афиши, листовки и варит их, получая таким образом бумажную массу очень низкого качества. Бумага, на которой напечатаны эти два последних тома, совсем не та, что использовалась для первых. Еще одна особенность его работы: из-за нехватки времени он печатает с сокращениями. Например, вместо слова «Революция» он ставит «Рев.». Это удивительно: сама по себе книга передает торопливость человека, который хочет во что бы то ни стало описать увиденное, поспеть за Историей. И если сообщаемые им факты — ложь, значит, Ретиф — феноменальный лжец. Например, он видел одного персонажа, которого назвал «toucheur»[41]. Этот человек незаметно пробирался сквозь толпу вокруг эшафота, и каждый раз, когда скатывалась отрубленная голова, он клал руку на какой-нибудь женский зад.
Именно Ретиф впервые заговорил о травести, которых тогда, во времена Революции, называли «женоподобными» (efféminés). Помню одну сцену, над которой мы с Милошем Форманом долго размышляли. Одного приговоренного везут вместе с остальными смертниками на эшафот в повозке. С ним в повозке его собачка. Перед тем как подняться к месту казни, он поворачивается к толпе и спрашивает, не хочет ли кто взять собаку. Пес очень ласковый, говорит он. Он держит собаку на руках, протягивает к толпе. Но толпа отвечает ему ругательствами. Гвардейцы теряют терпение и вырывают собаку из рук приговоренного, которого тут же казнят. Собака скулит и подбегает к корзине, чтобы слизать кровь хозяина. Рассвирепевшие гвардейцы в итоге приканчивают собаку штыками. И тут толпа с яростью набрасывается на гвардейцев: «Убийцы! И не стыдно? Что она вам такого сделала, эта бедная псина?»
Меня это несколько сбило с толку, но смелый эксперимент Ретифа — книга-репортаж, книга «в прямом эфире» — кажется мне уникальным. Но вернемся к вопросу: какие книги мы попытались бы спасти в случае катастрофы? В вашем доме пожар: вы знаете, какие книги вы постараетесь сберечь в первую очередь?
У. Э.: После всего, что я тут наговорил про книги, позвольте сообщить, что сначала я выхватил бы из огня внешний жесткий диск объемом 250 гигабайт, на котором хранятся все мои труды за последние тридцать лет. После чего, если бы у меня еще была возможность, я, разумеется, постарался бы спасти одну из старинных книг, не обязательно самую дорогую, но самую любимую. Только вот как выбрать? Очень многие из них любимые. Надеюсь, у меня не будет времени на долгие размышления. Скажем, я, наверное, возьму «Peregrinatio in Terram Sanctam»
