Позже, когда они одновременно достигли пика наслаждения, затихшая было буря за окном возобновилась с прежней силой, раскатом грома заглушив их общий крик радости и торжества.
А еще позже, когда она, притихшая и счастливая, лежала в его объятиях, оказалось, что гром гремит все же недостаточно громко, чтобы заглушить его полные горечи и ощущения вины слова:
— Лесли… О Боже мой, Лесли! Что же мы наделали!
Они долго лежали, обнявшись, не в силах встать, давая возможность своим телам сказать друг другу то, для чего они сами не находили слов. Его ладонь ласково скользила по изгибу ее бедер, она нежно поглаживала мышцы на его груди. Его пальцы прикасались к ее соскам, она притрагивалась губами к его пупку. Он тяжело дышал, спрятав лицо в ее волосах, она овевала своим теплым дыханием его ухо.
Но скоро, очень скоро Лесли почувствовала, как реальность постепенно, но неумолимо возвращается в комнату, заявляя о своих правах. Ее присутствие разрушило чары. Обвивавшие ее ноги Даниэля отодвинулись в сторону, руки его больше не ласкали ее тело, голова откинулась на подушки. Теперь они опять были двумя отдельными существами.
— Пожалуй, нам лучше одеться, — неохотно, с явным усилием произнес он.
Лесли не отвечала.
— Нужно торопиться, — уже более решительно добавил он спустя несколько минут, вставая, и Лесли удивилась, как быстро он спустился с небес на землю. Сама она продолжала чувствовать себя так, будто ее тело было сделано из невесомых, бесформенных облаков, тихо плывущих над землей.
— Вернись, — шепнула она, но скрип половиц означал, что Даниэль поднялся.
— Не могу, — донесся до нее его хриплый голос. — Нам нужно торопиться, любовь моя.
«Любовь моя» — сейчас эти слова были совершенно лишены недавнего магического очарования и звучали, скорее, небрежно. Открыв глаза, Лесли увидела, что Даниэль поспешно одевается. Пуговицы, с которыми еще недавно он так мучительно долго не мог справиться, застегивались сейчас с просто-таки издевательской быстротой.
— Почему? — удивилась она, глядя на его спину в белой рубашке.
— Ну как ты не понимаешь! — незнакомым сдавленным голосом отозвался Даниэль. — Я отвезу тебя домой. Поторопись, у нас мало времени.
— Мало времени? Ты хочешь успеть до возвращения Симона?
— Конечно, — ответил он, повернувшись наконец к ней, и Лесли возблагодарила царившую в комнате темноту, которая скрывала выражение его лица. — Неужто тебе хочется, чтобы он застал нас здесь? Я пошел за машиной. Через пять минут жду тебя внизу.
Он был уже у двери, когда Лесли обрела способность говорить.
— Подожди! — Даниэль, не оборачиваясь остановился. — Может быть, мне не следует так убегать, Даниэль? — нерешительно спросила она. — Может, мне лучше остаться и поговорить с Симоном сейчас?
Он досадливо обернулся.
— И что ты ему скажешь? — Голос у него был странно отчужденным.
— Скажу, что… — Лесли проглотила комок в горле. — Повторю ему то, что уже сказала: я не могу выйти за него замуж, свадьба отменяется.
— Нет, — тем же холодным тоном возразил Даниэль. — Я не хочу, чтобы ты прямо сейчас принимала поспешное решение. Поезжай домой и обдумай все как следует, чтобы потом ни о чем не жалеть.
— Мне не нужно ничего обдумывать! — выкрикнула Лесли, садясь на кровати и прижимая к груди простыню. Ну почему он так говорит? Неужели он полагает, что после случившегося между ними она может колебаться? — Я никогда ни о чем не пожалею. Я сказала Симону и говорю тебе — мое решение окончательное.
— Послушай, Лесли. — Голос у него был все тот же, но на сей раз в нем звучали приглушенные нотки неподдельного страдания. — Я не думаю, что ты сейчас в состоянии принимать серьезные решения. Ты слишком много выпила. И это наше непростительное безумие… Нет, ты должна успокоиться и хорошенько все взвесить.
— Я готова отвечать за свои поступки! — жестко заявила Лесли. — В том, что я не могу выйти замуж за Симона, виновато мое отношение к нему, а не то, что произошло между нами. Все было решено еще до того, как ты пришел. Мы разговаривали по телефону и дико поссорились…
— Именно это я и имею в виду, — перебил ее Даниэль, — вы поссорились. Но ссора еще ничего не значит. Все можно уладить, обо всем договориться. Я не дал тебе времени остыть, Лесли. Моя вина в том, что помешал тебе все как следует обдумать.
Она была вне себя от отчаяния. Ну почему он отказывается ее понять?
— Да не нужно мне ничего обдумывать!
— Но мне нужно, чтобы ты это сделала. Неужели тебе неясно? Я не хочу, чтобы на мне лежала ответственность за ваш разрыв… — Лесли хотела что-то сказать, но он жестом остановил ее. — Знаю, ты будешь утверждать, что я здесь ни при чем, но такие вещи, — он махнул рукой в сторону кровати, — такие вещи часто заставляют даже разумных людей совершать безумные поступки.
— «Такие вещи»? — Лесли не верила своим ушам. Он так это сказал… — Ты имеешь в виду секс? Хочешь сказать, что из-за того, что мы сейчас занимались любовью, я потеряла способность здраво рассуждать?
— О Боже, Лесли! — Он растерянно провел рукой по волосам. — Может быть, дело в том, что я сейчас не в состоянии этого делать.
У Лесли сжалось сердце. Более ясно он выразиться не мог. На самом деле Даниэль беспокоился вовсе не о ней. Время, чтобы подумать, необходимо было ему. Он не был уверен в своих чувствах к ней, если у него вообще были какие-то чувства, и не имел смелости на что-то решиться. Он хотел одного — чтобы его совесть оставалась чиста.