Не измени себе - [25]

— Ну и что в этом хорошего?

Руководитель команды удивленно поднял брови. Он, видимо, ожидал от меня быстрого раскаяния. Помолчав, Кислов напряженно спросил:

— Ты что хочешь этим сказать?

— Только одно, — ответил я. — Если вы меня привезли сюда, тогда доверяйте.

— Ты гляди! — еще больше поразился руководитель. — Гонор-то почти как у чемпиона Олимпиады. Откуда, интересно?

— Оттуда! — резко сказал я. — Из Советского Союза! А вот откуда у вас такая дремучесть, непонятно!

Кислов изумленно замолчал.

Он явно не знал, что теперь мне ответить. Наконец холодно отчеканил:

— Завтра же я отправлю тебя обратно.

Я сказал:

— Пожалуйста.

И вышел из номера.

Никто меня, конечно, никуда не отправил. Перед самыми соревнованиями вывести из состава прыгуна, имеющего лучший результат, и тем лишить команду верных очков — на это Кислов пойти не мог. Кроме того, я действительно не совершил ничего страшного.

И в Риме, и во всех остальных зарубежных поездках — их было у меня около шестидесяти — я ни разу не изменял своему принципу: быть свободным в своих перемещениях и во встречах с теми или иными людьми. Мне нечего было опасаться — я хорошо знал себя…

За три дня до начала состязаний наши и американские тренеры договорились провести совместную тренировку на стадионе «Аквачитозе».

День выдался ясный, погожий. Прежде чем идти в раздевалку, мы решили взглянуть, что делается на беговых дорожках и в секторах.

Мы увидели Ника Джемса. Я впервые видел мирового рекордсмена и буквально впился в него взглядом. Мощный, стройный, ростом в 198 сантиметров, он был воплощением идеального атлета. Поражала его растянутость. Во время разминки, придерживаясь за штангу футбольных ворот, Ник Джемс, не отрывая правой ноги от земли, легко доставал носком левой до самой перекладины. Я мог это делать лишь с подскока, Держался спортсмен очень уверенно, даже небрежно. Он сразу привлекал всеобщее внимание. И не без оснований.

В общем, при виде своего соперника у меня тотчас исчезло желание переодеваться и прыгать с ним в одном секторе. У Глухова и Габидзе оно, видимо, пропало тоже. Мы представили, как невыгодно будем смотреться рядом с этой гигантской фигурой. Скачков мигом почувствовал это и спросил:

— Ну что? Попрыгаем или пока просто посмотрим?

Никто ему не ответил.

— Посмотрим, — решил за нас тренер. — Себя мы знаем, а у него, может, кое-чему и поучимся.

Неподалеку от сектора мы присели на скамейку и, наблюдая за Ником Джемсом, время от времени щелкали фотоаппаратами, К нам подошел американский тренер, о чем-то спросил Скачкова, Тот довольно прилично знал английский — что-то объяснил ему. Американец широко улыбнулся и, с огорчением покачав головой, удалялся.

Глухов спросил:

— Что он хотел?

Интересовался, почему не тренируемся, — ответил Скачков — Я сказал, что после дороги еще не пришли в себя, потом переакклиматизация и всякое такое. Начнем, мол, завтра.

Мы увидели, как американский тренер подошел к Нику Джемсу и, видимо, сообщил ему, что на стадионе присутствуют его основные соперники, советские прыгуны, — Джемс сразу обернулся в нашу сторону.

После этого мы стали свидетелями его фантастической тренировки.

Начал он сразу с 2.05. Эту высоту американец перелетел небрежно и с огромным запасом. Затем 2.10. Перед прыжком Ник Джемс немного постоял, улыбнулся и опять перепрыгнул легко, словно через метр семьдесят! Потом так же, без малейшего напряжения, 2.12, 2.14. А под занавес, уже вроде бы для ровного счета, 2.15? Такие высоты на своих тренировках нам и не снились. Я, Глухов и Габидзе сидели вконец подавленные и даже не скрывали этого. Скачков исподлобья поглядел на нас, сказал:

— Ничего, ребята! Ему же хуже!

Я спросил:

— Почему?

Тренер объяснил:

— Отнимите мне голову, если уже сегодня он не все из себя выстрелил! Эта показуха ему дорого обойдется, На соревнованиях дохленький будет, вот увидите!

Мы ему не поверили.

«Ободряет, успокаивает, пытается мобилизовать. Все правильно, только что толку? Он же выше нас на целую голову».

На другой день на тренировке мы тоже принялись поднимать планку. Когда дошли до 2.05, Скачков решительно сбросил ее на землю.

— Все Больше не дам!

И оказался прав. Но об этом позже…

Во второй половине дня, подробно узнав у переводчика, где что находится и как туда проехать, я опять отправился в Рим. И снова самостоятельно, без разрешения Кислова. Мне удалось осмотреть Колизей, собор святого Петра, пробежать по галереям Ватикана, увидеть множество памятников. Рим поразил меня — в этом городе словно спрессовалось время, он торжественно хранил в своих памятниках деяния всех прошлых поколений. Ничто, оказывается, не умерло. Все жило. Притом одновременно в прошлом, в настоящем и в будущем. В Риме мне показалось, что времени вообще нет. Секунды, часы, минуты — это наша условность. Существует лишь один сообщающийся сосуд жизни, в котором все переливается. Прошлое в настоящее, настоящее в будущее — и так без конца….

Вечером в газетах написали:

«…В присутствии русских прыгунов Ник Джемс провел великолепную тренировку и положил их на обе лопатки в моральном отношении. Советские прыгуны в панике… Рядом с фаворитом они не осмелились выйти в прыжковый сектор!»