Не исчезай - [111]

– Но я же все равно вас догоню, а вы будете прыгать… и вам будет больно, – летит ей вслед.

Раздосадованная Нина решает закурить, чтобы снять напряжение, как-то занять себя. Ей не свойственны минуты слабости, растерянность; ей смешно. Может, она и впрямь устроила это представление? Подставить бедной Любе подножку… Куда, ну вот куда она так бежит?

– Не надо идти за мной, не надо…

Люба отмахивается от Нины, остановившейся, чтобы прикурить, а ветер мешает ей, она щурится. Люба тоже остановилась, хотя могла бы ковылять дальше, как подбитая курица, скрывающаяся от своего мучителя, вернее, мучительницы.

– Хотите, может, закурить? – спрашивает Нина.

– Я не курю, – говорит Люба, но затем неожиданно для себя соглашается. – Ладно, – говорит она, – давайте мне вашу сигарету.

Так они стоят, прислонившись к стене здания, выкрашенного в синий, пронзительно-синий цвет. Стоят, прячась от ветра, разглядывая, оценивая друг друга, в простенке между торговыми пространствами, заполненными мелкими радостями американского потребителя – растратчика, покупателя, вершителя судеб чужих миров, хозяина судьбы и мира вещей.

Неожиданно для себя эта женщина – жена, мать, дочь, любовница призрака – содрогнулась, возмутившись собой, своей судьбой. Встряхнувшись, узрев (осознавая?), Люба на мгновение почувствовала, что она высвобождается из своего многолетнего, мучительного плена, а где-то под ребрами разрастается желанная пустота, легкость; неумело обсасывая сигарету, затягиваясь судорожно, глотая дым, кашляя, она начинает робко улыбаться, вновь кашляет, моргает, на щеках у нее проступает влага. Откуда? Она плачет и улыбается. Кашляет и смеется.

Нина поглядывает на нее с недоверием. Через минуту они уже дружно смеются. Смеются вместе. Раньше это называлось – дружно смеются.

9

На самом деле все происходит крайне быстро. Ну как в кино.

Отсмеявшись, Нина усаживает Любу обратно все в то же кафе-стекляшку. Люба сидит боком, стараясь пристроить себя в кресле с наименьшим ущербом для пострадавших частей тела. Роберт исчез. Похоже, она уже не думает о нем. Теперь она ждет новую-давнюю свою знакомицу даже с некоторым нетерпением и очевидным дискомфортом. Нина же устремляется в гостиницу, садится в «форд», чтобы поскорее отправиться за только что приобретенной знакомой с намерением отвезти ее в ближайший госпиталь.

Путешествие оказывается недолгим. Все здесь, в Северном Конвее, маленькое, близкое; все здания, службы расположены недалеко друг от друга. Возможно, уже в машине они обмениваются ключевой информацией. Как людям найти друг друга в этом мельчайшем из миров?

Скажем, так: Вы откуда? – Не может быть! – А я… Скажите, а не знаете ли Вы? – Really? – и так далее.

Возможно, им пришлось поблуждать по госпитальным холлам и этажам. Одна ковыляет, другая придерживает ее за локоть, стараясь держать дистанцию, но страдая от любопытства. Она мгновенно ориентируется в госпитальном лабиринте. В отделе финансовой помощи, когда Нина подписывает необходимые бумаги в качестве поручительницы за пациентку, она смотрит на анкеты, заполненные Любой, читает ее фамилию, год рождения, место жительства, совмещает в голове, складывает эти знания вместе – и делает ошеломляющий вывод.

Как она догадалась? А она и не догадывалась. Люба, по сути своей, существо простодушное; спроси – она ответит, все про себя расскажет. Ну, не все может, самое тайное, важное оставит при себе, но бери ее голыми руками. Слушателя ждала она всю жизнь, искала; говорила жадно, порой нескромно – выдавала личную, лишнюю информацию.

Возможно, все было иначе. Измученная болью женщина начинает бормотать, говорить, жалуется. Ждет. Надеется на помощь. Свыше или от людей, с помощью призрака, госпиталя или с помощью этой незнакомки – какая разница? Говорит, говорит, говорит…

В толпе, на чужбине, за океаном, у подножия гор, но момент узнавания все же настает. Раньше или позже.

И тогда Нина с изумлением смотрит на эту странную женщину. Признает в ней подругу по перу, литературную даму – Любу, Любовь, писательницу L.

Глава третья Устаревшая женщина

1

– Нина, я не пойду к вам. Спасибо, спасибо вам за все… но я устала… Вы не обидитесь, если я пойду к себе?

Эта ночь, что опустилась на город, осела между холмами, удалив небеса, вознеся горы, придавив суетливые людские тела и души. Эта ночь, что заперла двери домов, зажгла огни реклам, привела двух женщин под эту крышу, в этот дом для гостей, проезжих, приезжих, – ночь свела их. Тянет, зовет: войди, укройся, спрячься. Найди приют, объятия, тепло, пусть чужое тепло. Всю жизнь, всю свою нелепую жизнь она вся – чувство, эмоция. В мыслях, в голове ощущает она себя. И лишь отчасти в теле. Но сейчас возвращается в тело. Во плоти своей – страдающей, усталой, – в теле своем ощущает она себя. Боль, страдание возвращают ей тело. Себя. Ощутив себя, свои границы – границы тела, чувства, – можно сказать «да» и «нет». Нет, говорит она.

Из госпиталя Нина привезла Любу в гостиницу, намереваясь пригласить ее к себе в номер. Люба отнекивается, но Нина вновь настояла. И где она? Опять ее нет, и границ у нее тоже нет. Вся она – чужая воля, чужие стремления. Когда один человек начинает управлять ситуацией, второй поневоле следует его воле, намерениям. Пока не одумается.