Не имей сто рублей... - [48]

— Не были мы старше, — возразила я. — Просто в те времена, когда была мода на лапти и прическу с пробором по середине, понятие среднего возраста было несколько иным. Помнишь, у Пушкина: «Ты жива еще, моя старушка?»

— Ну?

— А знаешь, сколько лет на тот момент было Арине Родионовне? Всего-навсего сорок. Так что были мы такими же, слегка за тридцать, только значительно более поношенными.

— Интересно, почему же мы все трое видели разные «голограммы»? — продолжал размышлять вслух Сережа. — Даже не просто разных людей, а как бы представителей совершенно разных сословий?

— Ну, что касается меня, то тут все ясно. Я, как Базаров, могу с гордостью заявлять, что мой дед землю пахал. Причем даже не один, а оба.

Сережка почесал затылок.

— Может, и были в роду какие-то купчишки, не знаю точно. Только вот в кого у нас Санька такой аристократ?

«Аристократ» тем временем молчал, ибо его рот был занят бутербродом, который он старательно подпихивал вовнутрь грязным пальцем.

— Может быть, подключились к разным сигналам, — продолжала я. — То есть к информации от различных реально существовавших личностей. И к их ближайшему окружению. То есть получается, что на этот раз из временной «дырки» мы выловили субъективную информацию от конкретных людей.

— Интересно, сколько все это будет продолжаться? — вздохнул Сережа.

— Пока не попадем обратно.

— Это уж точно, — он ненадолго замолчал. — А, похоже, расход энергии на эти «голограммы» значительно выше.

— Точно, — подтвердила я. — Вон, майка моя практически растворилась, джинсы еле держатся.

Сережа ходил на «Динамо» в своей рубашке, которая существовала в 92-м году, поэтому его майка пострадала значительно меньше. А что касается Саньки, который даже при большом желании не смог бы втиснуться в свой тогдашний гардероб, то кроме нового спортивного костюма и кроссовок у него практически ничего не было. То есть нужно было позаботиться о белье, носках, футболках. И мы с ним стали собираться в магазин за всем этим, поручив папе техническую подготовку транспортных средств. Которые, хотя и стояли, слившись, тем не менее не обещали в ближайшем будущем раствориться. Железо, однако!

Я приводила себя в порядок, стоя перед зеркалом. Что-то было не так. Не то, чтобы явно. Например, лицо было мое, знакомое и даже слегка надоевшее, но такое дорогое и близкое сердцу, второго носа или третьего глаза не появилось, но как-то странно все выглядело. Я взялась за расческу. Волосы! Точно! Они стали словно не мои. И цветом светлее (это-то вполне можно было бы пережить!), и какие-то не то, чтобы тусклые, а… полупрозрачные!

Ну, вот, совсем приехали. Постепенно начинаем превращаться в призраков.

Наверное, мое смятение крупными буквами было написано у меня на физиономии, потому что Сережа тут же выхватил у меня зеркало и принялся рассматривать собственную персону. И у него волосы тоже поблекли. Только не так заметно, как у меня. Хотя что ему переживать, даже растворись его шевелюра полностью! Сколько угодно мужчин, лысых, словно колено. Чего не скажешь о женщинах. Да еще в этом треклятом 92-м году, когда «Полиция нравов»[9] только начинала свой творческий путь.

— Во что бы то ни стало завтра надо отправляться, а не то мы так тут и растворимся! — сказал Сережа.

— Безусловно. Мы с Саней мигом обернемся, и я тут же начну укладываться!

30. Как обухом по голове

Миг у нас получился несколько затянутым. Каким-то даже релятивистским. Потому что шел уже второй час, как мы отправились за покупками. В ближайшем магазине не было футболок, вообще никаких. Так что, купив носки и трусики для Сани и кляня на чем свет стоит холерный дефицит, мы отправились в вояж. Во втором магазине купили футболку для меня, а папиного размера не было. Для Сани пришлось взять майку цвета детской неожиданности на три размера больше, но другой не было. И только в четвертом магазине нашлась футболка пятьдесят второго размера без рюшек и цветочков, которую мог одеть на себя Сережа, не опасаясь прослыть представителем сексменьшинств.

В общем, мы уже собирались домой, когда передо мной встала обычная за это время проблема. Кончились сигареты. А надо было запастись по крайней мере на несколько дней, которые нам предстояло провести на велосипедах. Так что когда я нашла «L&M» в каком-то кафе, я уже на цену не смотрела и взяла два блока. В качестве моральной компенсации Саня получил деньги на шоколадку, и, пока он ее выбирал, я отправилась на улицу покурить. Только я достала из пачки сигарету, зажгла зажигалку, как орган, на котором я обычно сижу и где у меня расквартирована интуиция, предупредил о надвигающейся опасности. Я так и застыла с незажженной сигаретой, чувствуя, как словно какое-то поле сгущается рядом. Буквально доли секунды. Что-то давит, сначала несильно, потом по нарастающей воздействие увеличивается, будто пытается сплющить, и тугой волной приходит удар.

Искры из глаз, все завертелось вокруг, и я почувствовала, что падаю, точнее, отлетаю от этого удара. Тупым грохотом отозвался во всем теле удар головой об асфальт, и я провалилась в беспамятство.

* * *

Запах… Это было первое, что я ощутила. Специфический больничный запах. Где я? Попыталась открыть глаза. Белый потолок. Слева — капельница, через которую что-то вливают. Скорее всего, в меня. Соседние койки пустые. Это нетипично, отметила я, даже не дав себе труда задуматься, почему и для какого времени. Окошко. В него сквозь грязно-белые занавески пробивается солнечный свет. Похоже, что время после полудня.