Не говори ты Арктике – прощай - [68]

«Но, может быть, все-таки…» — попробовала уговорить Валя.

«Нет, никак нельзя», — отрезал я.

Следующий этап — женское очарование. Снова приходит Валя и от имени девушек приглашает меня с экипажем на чашку чая, с домашним печеньем. Песни под гитару, рассказы о походах «Метелицы», воспоминания — словом, хороший вечер. Но никаких обещаний я не дал, хотя мне понравились и эти одержимые девчата, и то, что для каждого похода они берут отпуск и идут за свой счет, а не за государственный.

Между тем распогодилось, мы стали летать на точки, а девчата сидят на Нагурской. И никаких шансов попасть на Рудольфа у них нет — между островами полоса чистой воды километров семьдесят. И вот Валя снова приходит, чуть не в слезах, и говорит: «Мальчишки, ну есть у вас сердце, помогите, пожалуйста».

«Мальчишки» сдались — сердце не камень. Тем более что и на Рудольфа была кое-какая работа. Полетели, произвели посадку километрах в двух от полярной станции, и здесь члены экипажа и я показали себя истыми джентльменами — понесли на своих плечах груз «Метелицы». Лично я надел рюкзак весом килограммов пятьдесят да еще тащил две пары лыж. Вспоминаю об этом факте только потому, что чуть не отдал богу душу — еле доплелся, мокрый как мышь. Вот вам и женская команда, слабый пол!..

С той поры у нас дружеские отношения, если можем — стараемся помочь. Впрочем, полярники вообще «Метелицу» любят — за абсолютную спортивную честность и дружелюбие; поэтому, поверьте, мне тоже жаль, что они не прилетели… Будем думать, как отправлять обратно их груз, и поразмышляем об очередных делах. Хотите погостить на Голомянном? Уваров уже приготовил вам в своей комнате раскладушку, там хоть отоспитесь.

Из записной книжки: «Голомянный» — самая уютная из островных станций Арктики. Входишь в дом — и забываешь, где находишься: чистенькая кают-компания с цветным телевизором, десяток комнат на одного-двух человек, кухня — как у образцовой хозяйки, теплый туалет. Забываешь, пока не посмотришь в окно: с одной стороны — сильно торошенный припай, с другой — покосившаяся, укутанная в снег избушка, из-за острого желания поклониться которой я в любом случае приехал бы на Голомянный. Это — охотничья избушка Журавлева, одно из первых строений на Северной Земле. С первым домом, который был сооружен на острове Домашнем, поступили плохо: разобрали по бревнышкам и перенесли на Средний, для строительных надобностей. И теперь на Домашнем лишь одинокие могилы да медведи… А что стоило сохранить тот дом? Все полярники, прилетающие на Средний, идут на Домашний поклониться могилам и пощупать руками остатки свай фундамента. Не умеем мы беречь свою историю».

Голомянный — не только самая уютная, но и самая гостеприимная из известных мне полярных станций. Она находится в восемнадцати километрах от Среднего, и многие полярные бродяги, не найдя койко-места в гостинице, просятся на Голомянный — и никогда не получают отказа. Когда я туда приехал, на станции в ожидании попутных бортов находились большая группа вернувшихся из отпусков полярников и молодые специалисты; среди последних сильное впечатление производила фигура или, точнее, фигурка Ларисы, выпускницы Херсонского гидрометтехникума. Этой прелестной девчурке лет восемнадцать; тоненькая, смешливая, она, как сказали бы киношники, абсолютно не монтировалась с Арктикой — еще тот «полярный волк»! Лариса ждала оказии на остров Визе, весело смеялась, когда ее пугали медведями, и небрежно отмахивалась (чутко, впрочем, прислушиваясь), когда ей предсказывали, что для сопровождения ее на метеоплощадку женихи на станции образуют очередь.

Очень впечатляло и знакомство с Денисом Сизинцевым, бывалым полярником, который заканчивал на Голомянном зимовку и через несколько дней должен был улететь в Москву на учебу. Денису шесть лет, он сын механика и поварихи, он очень серьезный человек, любит поговорить о жизни. Вот стенографическая запись одной нашей беседы. Дело было утром.

— Дядя Володя, вставайте, у меня есть идея.

— Какая?

— Пойти с вами погулять.

— Почему именно со мной?

— Я могу и один. Медведей я не боюсь, потому что всегда гуляю с собаками, они меня охраняют.

— А ты видел медведей?

— Много раз. Вчера был медведь, очень хитрый, в него стреляли ракетами, а он отмахивался. Как, по-вашему, если я в школе расскажу про медведей и пургу, мне поставят пятерку?

— Думаю, что поставят.

— Я тоже на это надеюсь. Вставайте, собаки нас ждут, они уже лают.

Вот так и обживается Арктика — с будущей сменой!

Из записной книжки: «Саша Уваров, тридцать лет, сильного сложения, ходит нараспашку, часто без шапки. Первоклассный радист, шофер, котельщик, смонтировал и отремонтировал кучу приборов, может делать на полярке все. Сергей Чудаков в постоянной тревоге: Саша предупредил, что через полгода-год уйдет на СП или в Антарктиду, попробуй такого замени!»

Сашу Уварова я вспоминаю с особой симпатией, и не только потому, что он сдал мне раскладушку. Саша — один из самых начитанных полярников, которых я встречал: он выписывает несколько литературных журналов, собирает книги, причем не только развлекательные, но и классику, которая отнюдь не пылится у него на полках. К тому же он обладает редкой способностью с юмором подать самый обыденный случай, дружелюбно высмеять и товарища, и самого себя. Из словечек: «Мое дело собачье, прогавкал в эфир — и все». Его рассказы абсолютно непринужденны, льются сами собой и бывают смешными до колик, из-за тех же словечек. Короткий рассказ о приятеле, который усовершенствовал какую-то, не помню, деталь в мотоцикле: «Принес Витька чертежи, документы для патента, а патентщик посмотрел и говорит: годится, будем соавторами. Витька, человек с нежным сердцем интеллигента, очень далеко послал патентщика, а тот ласково отреагировал: не хочешь — иди мимо кассы. И вот Витька несколько лет воюет и ходит мимо кассы. Золотой парень, я его уважаю до соплей».