Не горюй! - [40]

— Так бы и сказал… — проворчал Али-Баба и поплелся в угол.

Трошкин слез с нар и небрежно протянул Косому и Хмырю свои вялые пальцы.

— Деточка! — раздался вдруг сиплый голос. — А вам не кажется, что ваше место у параши? — сказал здоровенный рябой детина со шрамом через все лицо. Он встал и, подбоченись, шагнул навстречу…

Трошкин медленно и нехотя обернулся.

— Это Никола Питерский, — шепотом предупредил его Хмырь.

Заключенные замерли в напряженном ожидании.

— Сколько я зарезал, сколько перерезал, сколько я душ загубил! — вдруг завопил Трошкин. Подпрыгнув, он изогнулся, как кот, и двинулся на Николу Питерского…

— Ну, ты чего, чего… — забеспокоился Никола, пятясь к двери.

— Р-р-р! — свирепо зарычал Трошкин, так, как рычал в детском саду, когда изображал волка, и, снова подпрыгнув, выкинул вперед два пальца на уровне глаз жертвы. — Моргалы выколю!

— Помогите! — заорал Никола, его нервы не выдержали, и он отчаянно забарабанил в дверь локтями и пятками. — Спасите! Хулиганы зрения лишают!

И в ту же секунду распахнулась дверь: за нею стояло все тюремное начальство во главе с Бейсембаевым. Майор сразу понял расстановку сил.

— Извините… — вежливо сказал он, ко всеобщему изумлению жуликов, и удалился, осторожно прикрыв за собой дверь.

В камере ярко горела электрическая лампочка. Заключенные спали.

Трошкин сел на своей постели.

— Эй, Косой! — тихо позвал он и потолкал спящего Косого в бок.

— А-а-а! — завопил Косой, просыпаясь и затравленно оглядываясь, но, увидев вокруг себя родную обстановку, успокоился. — Чего? — недовольно спросил он.

— Спокойно! — грозно предупредил Трошкин. — Куда шлем дел, лишенец? А?

Проснулся и Хмырь. Тоже сел на своей койке.

— Я? — удивился Косой. — Он же у тебя был!

— Да? А куда тогда я его дел?

— А я откуда знаю?

— В угол поставлю!

— Чего?!

— То есть, это… пасть порву!

— Да ты что, Доцент, — вступился за Косого Хмырь, — откуда ж ему знать, где шлем? Ты ж его все время в сумке носил — как уходил с сумкой, так и приходил с сумкой. А когда нас взяли, так, оказалось, его и нет.

Трошкин задумался.

— Сам потерял куда-то, — обиженно сказал Косой, — и сразу — Косой. Как чуть что, так — Косой, Косой…

— Ты что, не помнишь, что ли? — спросил Трошкина Хмырь.

— В том-то и дело, — озадаченно сказал Трошкин, понимая всю серьезность полученной информации. — В поезде я с полки упал, башкой вниз. Вот тут помню, — он постучал по правой стороне головы, — а тут — ни черта! — он постучал по левой.

Косой с интересом посмотрел на ту половину, которая ни черта.

— Обзовись! — потребовал он.

— Вот век мне воли не видать! — побожился Трошкин. — Как шлем взяли — помню, как в Москву ехали, помню, суд помню, а в середине — как отрезало!

— Так не бывает! — не поверил Хмырь. — Тут помню, там не помню…

— Бывает! — неожиданно поддержал Трошкина Косой. — Я вот тоже раз надрался, проснулся в милиции — ничего не помню! Ну, думаю…

— Да подожди ты! — оборвал его Хмырь. — И как в Москву приехали, не помнишь?

— Нет. А что в Москве? — заинтересовался Трошкин.

— Поселились в каком-то курятнике… — Хмырь сел напротив и для убедительности показал руками, какой был курятник.

— Ну, а потом?

— Выпили, — вмешался Косой.

— Заткнись! Дядя к тебе какой-то приезжал, во дворе вы с ним толковали.

— Чей дядя? — оживился Трошкин.

— Ты говорил, гардеробщиком он в театре Большом…

— А дальше?

— К барыге ездили.

— Куда?

— На бульвар, — сказал Хмырь.

— Какой бульвар? Как называется?

— Где машины ходят! — Косой показал, как ходят машины.

— Адреса не назову, а так помню… — вздохнул Хмырь.

— Слушайте, заткнитесь, пожалуйста! — попросил из другого угла камеры Али-Баба. — Устроили тут ромашку: помню, не помню… дайте спать!..

Сверкнув на солнце кругами пропеллеров, на бетонную дорожку аэропорта легко сел ИЛ-18.

— Произвел посадку самолет № 13245, прибывший шестьдесят восьмым рейсом из Москвы, — объявил по радио диктор.

По ступенькам аэровокзала сбежал профессор Мальцев с портфелем в руках. Было жарко, но на профессоре была меховая шапка и светлая дубленка. Он торопливо открыл дверцу такси.

— Гостиница «Интурист»? — спросил шофер.

— В тюрьму! — сказал Мальцев.

— Нет! — твердо сказал Трошкин. — Мое дело — воспитывать детей, а не бегать с вашими жуликами по всему Советскому Союзу!..

Он сидел в кабинете начальника тюрьмы, напротив него — Мальцев и Славин. Бейсембаев разливал в пиалы зеленый чай.

Профессор отодвинул пиалу.

— Меня вызывает полковник, — он повернулся к Бейсембаеву, — и говорит: «Если эти двое не москвичи, то не знают названий улиц. Они могут показать их на месте! Устроим им ложный побег, и они наведут нас на шлем. Если, конечно, вы сможете уговорить товарища Трошкина»…

— Не сможете, — сказал Трошкин. — У меня сто детей каждый год, и у каждого мамы, папы, дедушки, бабушки. Меня весь Черемушкинский район знает, а я буду разгуливать по Москве с такой рожей, да еще в такой компании!

— Кстати, о бабушках, — вдруг спохватился Мальцев, — где у меня тут был пакетик? — забеспокоился он.

— Вы на нем сидите, — подсказал Славин.

Мальцев приподнялся, вытащил из-под себя сплющенный целлофановый пакет, протянул его Трошкину.

— Бабушка прислала вам пирожков, — сказал он, — сегодня утром я забегал к вашим и сказал, что симпозиум продлили на две недели.