— Пшегонь, что все это значит?
— Я… я… не знаю. Он, наверно, заболел. Вон как его корежит! Правда, Марцин?
Марцин поддакнул.
Тут прозвенел звонок, и волшебство во мгновение ока рассеялось: Бирюк снова обрел дар речи!
— Негодяи! Подлецы! Жулкевский под Цецорой! Собесский под Хотимом! О Вене говорить нечего, об этом даже маленькие дети знают. Одну цифру переставить в дате январского восстания, и получится 1683, год битвы под Веной.
— Бирюковский! — одернула его возмущенная учительница. — Ты, видно, действительно болен! Как ты смеешь в таких выражениях отзываться о национальных героях? О представителях передовой общественной мысли?!
— Героях?! — вытаращился Бирюковский. — Да я вам сейчас докажу, какие они герои! Вы не знаете…
— Не знаю и знать не хочу! — оборвала его историчка и быстро вышла из класса с журналом под мышкой.
Бирюковский мигом успокоился, злобно косясь на стоявших рядышком Марцина и Костика. Физиономии у них были вытянутые, хотя класс веселился вовсю.
— Что, выкусили? От звонка до звонка. А? — спросил он.
Оба молча кивнули.
— Гони шесть жвачек! — торжествующе потребовал Бирюк с неестественно громким смехом.
Марцин совсем упал духом. Восемь плюс шесть — четырнадцать. Откуда же столько взять? Где искать помощи, совета? И как вообще быть?
Костик сдержал обещание, принес две жевательные резинки, тут же врученные Бирюковскому.
— А остальные? — грозно пробурчал Бирюк, злясь на Марцина за двойку по истории.
— Не беспокойся, за мной не пропадет, — тоже не слишком любезно ответил Марцин. — Думаешь, они с неба падают?
Видя отчаяние друга, Костик тоже приуныл, тем более что сам одобрил эту затею. Но кто бы мог предположить, что Бирюковский способен на такой подвиг: промолчать целых сорок пять минут! «Странно все в жизни устроено… — размышлял Костик. — Ни в чем нельзя быть уверенным».
— Знаешь, Костик, — говорил между тем Марцин, пиная изо всех сил кусок кирпича, точно желая выместить на нем свои неудачи, — иногда просто жить невмоготу…
— Угу!
— Уйти бы куда глаза глядят, чтобы не видеть этих противных типов…
— Все равно пришлось бы сперва жвачку им отдать.
Костик понял, на кого намекает приятель.
— Я теперь в безвыходном положении… — продолжал Марцин.
— Не вешай нос, выкарабкаемся как-нибудь, — перебил Костик. — Приходи ко мне, вместе математику сделаем. Глядишь, придумаем что-нибудь. Иногда кажется: все, пропал, и вдруг находится выход, когда уже и надеяться перестал.
Так и вышло.
— Алиция, сними-ка завтра белье с чердака, — сказала за ужином мать. — Оно, наверно, уже высохло. Только сразу же, как с работы придешь. У меня собрание завтра, и я вернусь поздно. Да не забудь сложить и к пани Ковальской отнести прокатать. В субботу я гладить буду после уборки.
Но Алиции явно не улыбалась такая перспектива.
— А почему Костик не может это сделать?
— Костик тебе поможет отнести, — сказала мама. — Только сама сходи с ним. Иначе я буду беспокоиться.
— Зачем все так усложнять! — надулась Алиция. — Костик уже большой, и пора к нему относиться как к взрослому человеку.
— Я лично ничего против не имею, — вмешался Костик. — Только странно, почему ты вспоминаешь, что я взрослый, когда надо снимать белье, идти за картошкой или на почту, за радио платить.
— А тебе чего бы хотелось? — с вызовом спросила Алиция.
— Не отчитываться каждый раз, куда и зачем я иду. И еще, чтобы денег давали немножко больше. Пять злотых на целую неделю, мамочка, ну, правда, это очень-очень мало…
— Мало? Когда мне было столько лет, сколько тебе…
Дальше Костик не слушал. Он наперед знал, что она скажет. Как-то он попытался возразить, что теперь, мол, другие времена, но безуспешно. Разве маму переубедишь? И он предпочитал молчать.
На другой день утром после маминого ухода, Алиция сделалась с ним подозрительно ласкова.
— Костик, у тебя финансовые затруднения?
— А что? — посмотрел он внимательно на сестру: уж не издевается ли она над ним?
Нет, не похоже, на лице неподдельное сочувствие.
— Ничего. Просто так спрашиваю. Только я не могу сегодня отнести белье.
— Почему же ты сразу маме не сказала?
— Ты ведь знаешь маму: уж если она что-нибудь решит… Придет с собрания усталая, увидит, белья нет, и побежит сама…
— Это точно. Ну и что ты предлагаешь?
— Когда я вернусь с работы, мы сходим вместе на чердак, снимем быстренько белье, и ты отнесешь его прокатать к пани Ковальской.
— Я на сегодня с товарищем уговорился вместе делать математику.
— Одно другому не мешает. Он тебе поможет, а я вам дам денег на кино. Идет?
Предложение заманчивое, но нет ли здесь какого подвоха? И для большей ясности Костик возразил:
— Ты только обещаешь, а потом отговариваться начнешь, и не видать мне двадцати злотых, как своих ушей.
— Двадцати? — всполошилась Алиция. — Два билета стоят десять злотых.
— А вот и нет! — постепенно обретал Костик уверенность. — Фильмы «для детей старше 12 лет» — обыкновенно цветные, широкоэкранные, и билет на них стоит десять, а то и все двенадцать.
— Ну ладно, — согласилась нехотя Алиция и заглянула в сумочку. — Получишь двадцать, но чтобы все чин чином, понял? И запомни: маме молчок!
— Почему?
— Потому, что кончается на «у»! Давай поторапливайся, а то в школу опоздаешь. И дверь не забудь запереть. До свидания!
