Не герой - [35]

— Поужинать? Да я, брат, разучился ужинать по-здешнему! Ведь это значит — изрядно накачаться!.. — возразил Рачеев.

— О, что ты, что ты!? Ты забываешь, что у меня есть жена. Неужели я позволю себе прийти домой в пьяном виде? Нет, только поужинать.

— Почему же ты с женой не ужинаешь?

— Мы никогда не ужинаем. У нас нет такой привычки…

— Зачем же тогда ты зовешь меня в трактир?

— Ах, да ведь это совсем другое дело. Представь себе, я вот уже пять лет женат и веду, так сказать, умеренную домашнюю жизнь. Кажется, пора бы совсем отвыкнуть от трактирных повадок. Но удивительное дело. Иной раз тебя нестерпимо тянет в трактир. Придешь туда без всякого желания есть и пить, а ешь и пьешь, и знаешь, что тебя тут какой-нибудь чертовщиной на сале накормят, а все-таки поглощаешь, оживляешься, какое-то трактирное вдохновение на тебя находит, и знаешь — даже этакое легкое восторженное настроение ощущаешь!.. Вот что значит — трактирное воспитание! Так зайдем, Дмитрий Петрович!?

— Что ж, зайдем, отчего не зайти!..

Они перешли Владимирский проспект и повернули к Палкину. Рачеев вошел в ярко освещенный зал, свернул налево, прошел к четвертому столу и сел. Бакланов, который шел вслед за ним, тихонько смеялся.

— Почему ты сел именно за этим столом? — спросил он приятеля.

Тот осмотрелся и в свою очередь рассмеялся.

— Фу ты, черт!.. — сказал он, пожав плечами, — Ведь это я бессознательно сел за так называемый «наш» столик. Здесь совершались «малые попойки», а большие — в отдельном кабинете. Да, ты прав, Николай Алексеич! Очень живучи эти трактирные привычки… Ну, ты все-таки жил в столице и от времени до времени подновлял их, не так ли? А я, клянусь честью — я семь лет не заглядывал в трактир и вот, поди же ты, словно только вчера вышел отсюда!

— Да, Дмитрий Петрович, да! — подхватил Бакланов. — Но и то сказать, — недаром это так помнится. Ведь здесь, за этим столиком, пережито столько восторженных часов! Здесь именно, дружище, вырабатывались те высокие идеалы, которые теперь хоть издали освещают нам жизнь!

— Да, — с саркастической улыбкой промолвил Рачеев, — освещают! И Ползикову и Мамурину тоже освещают!..

— Гм… Ну, что ж… Ползиков свихнулся, а Мамурин всегда был ничтожеством! Но заметил ты, как он чистенько ведет себя у Высоцкой. Совсем порядочным человеком смотрит!.. Евгения Константиновна обладает способностью одним своим присутствием облагораживать людей…

— Толкуй, облагораживать! Никакого тут нет благородства. Знает он очень хорошо, что с его свинскими взглядами его туда не пустят, вот он и молчит…

— Все же слава богу, что есть у нас такое место, где люди вроде Мамурина чувствуют необходимость молчать… Гм… Гляди!..

В зал вошел Мамурин и, не заметив их, прошел, мимо и сел справа, но тут он увидел их, быстро поднялся и с чрезвычайно приветливым лицом стал приближаться к ним.

— А я вас и не заметил, други мои! — сказал он совершенно простым приятельским тоном и подал руку Бакланову, которую тот пожал; затем он протянул руку Рачееву и прибавил: — Что это ты какую штуку сегодня выкинул у Зои Федоровны?

Рачеев откинулся на спинку стула и положил обе руки на колени.

— Ты мне руки не подаешь? — спросил Мамурин, слегка покраснев, в то время как Рачеев нахмурил брови и лицо его сделалось бледным.

— Не подаю! — отрывисто и резко ответил он.

— Как это глупо, однако ж!.. — проговорил Мамурин, скрывая досаду и делая вид, что не придает этому обстоятельству большого значения. Протянутую было руку он направил в каман пиджака и достал оттуда портсигар. — Я высказал свои взгляды, ты с ними не согласен, вот и все!.. Нельзя, чтобы у всех были одинаковые взгляды!..

— Лучше будет, Семен Иваныч, если ты оставишь меня в покое! — угрюмо глядя вниз, промолвил Дмитрий Петрович.

— Но почему же? Не лучше ли объясниться? — настойчиво продолжал Мамурин.

— Ты желаешь непременно, чтобы я объяснился? Изволь! — с явным старанием сдержать свое волнение проговорил Рачеев. — Бывают взгляды, с которыми можно не соглашаться и спорить против них; но бывают и такие взгляды, которые можно только презирать, как презирать и тех людей, которые их исповедуют. Это те самые взгляды, что ты высказал сегодня… Вот все мое объяснение…

У Мамурина глаза загорелись гневом.

— Но это… это уже слишком, господин Рачеев!.. — воскликнул он, тяжело дыша. — За подобные вещи платят очень дорого!..

Бакланов испуганно смотрел на обоих. До этого времени почти пустой зал начал наполняться публикой, которая рассаживалась за столиками. Он боялся, чтобы ссора не привлекла внимание посторонних лиц. Но и Рачеев и Мамурин, по-видимому, имели это в виду; их настоящие чувства высказывались только в глазах, голоса же звучали сдержанно и никто не мог бы подумать, что это не простой приятельский разговор, а ссора.

— Чем платят? — с презрительной усмешкой спросил Рачеев. — Уж не дуэль ли мне предлагают!

— А хотя бы и так!?

— Я ее не приму!

— Значит, вы трус?

— Можете думать и так. Я не поставлю свою жизнь на карту ради человека, которого я не уважаю…

— Довольно. Значит, вы отказываете мне в удовлетворении?..

— Вы требовали объяснения, я сказал вам правду про вас. Скажите мне в лицо правду про меня, как бы она ни была горька, и вот вам удовлетворение…