Не дрогнет рука - [77]

И Даниловна, нагнувшись к Ирине, стала пресерьезно разглядывать ее во всех подробностях.

— Ничего себе, хороша, только худовата. Ну, да жир — это дело наживное. Ротик вот тоже большеват, да и бледненькая. Зато парень у тебя — чисто картина. Всем взял — и ростом, и румянцем, одни брови чего стоят, вон какие расписные.

— Я плохого не выбрала бы, — улыбнулась Ирина, входя в игру.

Старухе только и надобно было, чтобы поддержали ее добродушную болтовню.

— Поди, и любишь ты его? — сладко прищурилась она.

— Ну как же, конечно, — наигранным тоном подтвердила Ирина. — Сами же вы находите, что он хорош. Как же мне такого не любить?

— Что же вы здесь сидите? Или квартира у вас далеко?

— Нет у нас здесь квартиры, — объяснил я. — Вот съехались с разных сторон повидаться. А поезд придет — опять разъедемся.

— Ах вы, бедные мои голубки! — умилялась старуха. — Так вы идите тогда ко мне в сторожку. Там хоть теплее будет. Я вам и чайку вскипячу.

Но Ирина, испугавшись, что игра заходит слишком далеко, наотрез отказалась воспользоваться гостеприимством старухи. Еще раз напрасно попытавшись уговорить нас, Даниловна ушла, посоветовав на прощание как-нибудь уж устраиваться на житье в одном городе.

Когда она удалилась, Ирина, точно боясь, как бы я не принял всерьез ее шутливых слов, сказанных Даниловне, сухо проговорила:

— На этом, думаю, можно и кончить наш разговор. Теперь вы со спокойной совестью можете оставить меня и идти пить чай к вашей знакомой, а я с удовольствием посижу одна.

— Не лучше ли вам самой пройти к ней, если вам надоело говорить со мной.

— Не то, чтобы надоело, но давайте говорить о чем-нибудь другом, только не о моей жизни. Я так от нее устала, что готова закрыть глаза и бежать. — И, не замечая, что опять сама же возвращается к прежней теме, продолжала: — Иногда я думаю, почему мои подруги живут совершенно другой жизнью, чем я, — интересной, содержательной, а я точно в паутину какую-то попала, бьюсь в ней, а вырваться не могу. То у отца были разные семейные неурядицы (ведь Клара у него уже третья жена после мамы), а теперь брат из головы не выходит — пьет, бездельничает, грубит всем. В последнее время он к охоте пристрастился: постоянно уезжает в деревню, но очень редко что-нибудь убивает. Мне кажется, что там он больше пьет, чем охотится. Я хотя и младше Радия, но всегда чувствовала на себе ответственность за его судьбу. Я очень люблю брата, больше всех на свете, и мне ужасно страшно, что с ним может случиться худое. Раньше он хоть немного меня слушался, а теперь, точно назло, все поперек делает. Мне невыносимо тяжело и обидно. Кругом люди к чему-то стремятся, что-то создают, а мы с ним как отверженные. Он всех сторонится, и невольно я — тоже. С какой бы радостью я все бросила, уехала хоть на край света, стала бы работать, но едва подумаю, как он тут останется… и махну рукой на свои мечты.

Я много раз собиралась поговорить с кем-нибудь об этом, но не решалась… и только вот с вами… Может быть, потому, что вы так хорошо и искренне предложили тогда свою помощь, точно угадали, как она мне нужна.

— Я и сейчас готов вам помочь, — сказал я. — Через несколько дней, как только приеду в Каменск, я позвоню вам, мы встретимся и договоримся. Пока что не рассказывайте дома о нашей встрече. И помните, что слепой любовью к брату, своим постоянным стремлением оправдать его поступки, вы только делаете ему хуже.

— Почему вы считаете, что он в чем-то виноват? — спросила Ирина. — Пока его единственная вина, что он постоянно кутит и страшно груб с нами.

— На чьи деньги он кутит? — спросил я резко. — Неужели он так много зарабатывает у Арканова?

— Не знаю, — призналась она сокрушенно. — Это меня и мучит больше всего. Отец теперь ему совсем не дает денег. Однажды… — тут она запнулась, но решив сказать все, продолжала: — Однажды из-за одного неприятного случая, стоившего мне много слез, я отомкнула его чемодан и увидела там деньги. Такой большой суммы ему никто не мог бы дать.

— А незадолго перед этим, — как бы продолжая ее рассказ, тихо сказал я, — он вернулся с этим самым чемоданом из поездки, куда отправился, как обычно, в своем черном ватном костюме…

— Откуда вы это знаете? — воскликнула Ирина, вскочив. — Раз вы видели, в чем он был одет, то значит шпионили за ним, а теперь заманили меня сюда, чтобы выпытать остальное и посадить его в тюрьму? — Вне себя от волнения она вся сотрясалась от мелкой дрожи. — Он был прав, говоря, что вы ненавидите его, что вы шпион, которого нужно бояться. Ведь это же подло так использовать свое положение…

— Вы не сознаете, что говорите, я не могу сердиться на вас за это, — возразил я, тоже поднимаясь с места. — Ясно, что Радий наговорил вам всякой ерунды про меня, боясь, что я могу его разоблачить. Но дело не во мне, попробуйте ответить хотя бы самой себе на такой вопрос: откуда у Радия эти деньги, кто их ему дал и для какой цели?

С минуту, точно не понимая вопроса, Ирина смотрела на меня, потом глаза ее расширились от ужаса.

— Неужели вы предполагаете, что из-за границы? — едва слышно прошептала она. — Какой ужас! Возможно ли, чтобы Радий?..