Не дрогнет рука. Роман - [69]

«Не Саввин ли это?» - подумал я, тем более, что и лицом и, в особенности, серыми слегка навыкате глазами он напоминал Гошу.

Судя по шепоту, сразу раздавшемуся при его появлении в толпе, теснившейся у дверей зала, и по тому, как перед ним расступились, я понял, что не ошибся.

Пройдя быстрыми неверными шагами к столу, за которым уже сидели судья и народные заседатели - две немолодые женщины, Саввин (это был он) хотел что-то им сказать, но вдруг остановился в какой-то нелепой позе, расставив ноги, весь взъерошенный, нескладный, держа на отлете свой тощий рюкзак. С невыразимым отчаянием он смотрел туда, где за покрашенной в голубой цвет невысокой загородкой виднелась стриженая голова Гоши - его сына, отчужденно и со злобой смотревшего на него.

Судья сообразил, кто это такой, и спросил:

- Вас что, гражданин, вызывали в суд?

Точно очнувшись, Саввин начал торопливо шарить по карманам, кивая головой:

- Да, да, меня вызывали, вот только повестка… где-то… запропастилась… Я вас прошу, нельзя ли до суда… Я бы объяснил вам все. Это недоразумение, быть не может, чтобы он… Нужно глубже взглянуть. Мальчик не виноват, что у него такие родители, которые довели его… Виновник, по сути дела, даже я один…

- Подождите, гражданин, - остановил его судья. - Так нельзя, существует известный порядок. Мы вас вызовем, и вы тогда все объясните.

Саввин хотел еще что-то сказать, но судья попросил его сесть. Все места были заняты, и только рядом с Анной Максимовной на скамье свидетелей оставался свободный промежуток. Сунув свои пожитки под ближайшую скамью, Саввин протиснулся между рядов и сел рядом с женой.

Она резко отодвинулась, причем, однако, на ее напряженном, пылавшем румянцем лице не дрогнула ни одна черта. Но Саввин словно не заметил ее. Он по-прежнему отчаянным взглядом смотрел в сторону сына, вытягивая шею, чтобы разглядеть его лицо, которое то и дело загораживала от него фигура конвоира.

Началась обычная, много раз виденная мною процедура суда. Свидетелей удалили из зала, я вышел вместе с ними, хотя мне теперь уже незачем было говорить с Саввиным. Из его слов, обращенных к судье, я понял, что он и так собирается сказать то самое, на мой взгляд, нужное и важное, что может залечить израненную душу его сына.

Все же я, наверно, заговорил бы с ним, но он сразу же подошел к своей жене. Прихожая, где ожидали свидетели, была так тесна, что мне волей-неволей пришлось услышать весь их разговор.

- Вот, хоть ты и не хотела этого, а мне все-таки удалось приехать, - сказал Саввин Анне Максимовне.

- Значит, у вас была-таки возможность достать деньги, не клянча у меня, - злобно, почти не разжимая губ, проговорила она, не глядя на мужа.

- Если бы ты только знала, у кого я их взял, - зажмурившись, потряс головой Саввин.

- Неужели у него?! - с возмущением воскликнула Анна Максимовна, окидывая мужа взглядом, полным гадливого презрения. Он только кивнул в ответ головой.

- Боже мой! Какой позор! - почти шепотом произнесла она. - Как вы могли? Я вас не узнаю.

- Я сам не узнаю себя, - склонил голову Саввин, - но теперь для меня все это не имеет значения. Теперь только Жорик… Как ты хочешь, а я все скажу. Это советский суд, он должен понять…

- Я знаю, что вы хотите все свалить на меня, - с гневным рыданием в голосе проговорила Анна Максимовна. - Как это подло!

Свидетели по одному исчезали в дверях. Ушла Языкова, вслед за ней Морозов, потом комендант общежития. Я тоже вернулся в зал.

Вскоре вызвали Анну Максимовну. Когда она с величественным видом, высоко подняв свою красивую голову, подошла к столу, можно было подумать, что она явилась сюда, если не для того чтобы обвинять, то, по меньшей мере, предъявлять кому-то крупные претензии. Но она долго не могла собраться с мыслями. Судье пришлось чуть ли не клещами тащить из нее каждое слово. Наконец, выведенный из себя ее попытками уклониться от ясных ответов, он пристыдил ее:

- Ведь вы же мать. На ком, как не на вас, лежит ответственность перед обществом за то, как вы воспитали сына? Мы, советский суд, требуем, чтобы вы объяснили, как могло получиться, что вы вырастили не полезного члена общества, а преступника? Дайте нам ответ.

Только после этого Анна Максимовна начала говорить. Она повторила примерно то же самое, что говорила мне, только еще сильнее напирая на перенесенные ею моральные страдания. Однако шум возмущения, поднявшийся в зале, принудил ее больше говорить и о сыне. Тут она старалась всячески оправдать себя и свой метод строгого воспитания, обвиняя во всем происшедшем с ее сыном его новых приятелей:

- Это они, негодяи, научили его гадостям. Недаром я запрещала ему дружить со всякими оборвышами. Мало ли было мальчиков из приличных семей!

Пока Анна Максимовна говорила, судье несколько раз приходилось унимать шум в зале, но, несмотря на его предупреждения, что он удалит публику, то и дело слышались выкрики:

- Тоже, мать называется! Укатила с любовником, а сына бросила, живи как хоть! Что он тебе - котенок паршивый? Подумаешь, страдалица, совесть иметь надо!

Под градом таких реплик с места Анна Максимовна красная, как свекла, со слезами на глазах, но все еще из последних сил старающаяся сохранить на лице маску невозмутимости, проследовала на свое место.