Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [7]

Наконец я поняла, что с меня хватит. «Да вы меня с ума сводите!» — запротестовала я. «Я не больна, я не собираюсь умирать, со мной все в порядке. Я знаю, что делаю. В конце концов, я потеряла вес своими силами, и я могу его набрать, если захочу».

Лицо моего отца приняло очень расчетливое выражение. «Хорошо, тогда докажи это», — сказал он. «Если ты думаешь, что все в твоих руках, в твоей власти, докажи это — набери потерянный вес».

Я была взбешена. Моему отцу удалось наконец-то меня перехитрить и ловко заманить меня в ловушку, которую старательно расставлял в течение этих недель: взять меня «на слабо». И у меня не было другого выхода, как подчиниться его требованию, иначе он мог бы сказать, что я сдрейфила, и тогда у него было бы право делать то, что он считал нужным (что именно, он так никогда и не уточнил).

Итак, я решила есть. Что не было таким уж ужасным решением, поскольку так или иначе я всегда любила еду, любую еду, в любое время — я просто не хотела быть толстой. За три месяца я набрала свой обычный вес. «Вот видите!» — торжествовала я. «Я же говорила, что знаю, что делаю. Я сказала, что могу это сделать, и я сделала». Это ощущалось как важная победа: я довела себя до одного состояния, а потом сама же довела себя до противоположного состояния. И все это время я держала все под контролем, или, по крайней мере, я так думала.

Я иногда думаю о той маленькой девочке, которой я была. Еще не достигнув подросткового возраста, вполне возможно, что она обладала замечательной силой воли; она могла быть упрямой, или свирепой, или сильной, или бесстрашной — а может, она была просто отвратительной. Но чего у нее не было — так это контроля над тем, что происходило у нее внутри. И она узнает об этом, пройдя через огонь и воду.

Глава вторая

На летних каникулах в старшей школе вместе с несколькими одноклассниками я поехала в Мексику, в Монтеррей, на летний интенсивный курс испанского языка и культуры в организацию с впечатляющим названием — Высшая технологическая школа Монтеррея — которую мы быстро стали называть «Монтеррей-Тек». Хотя я часто путешествовала вместе с родителями и уже бывала одна в летнем лагере, я никогда не была одна так далеко от дома. А тут мы ехали в студенческий городок колледжа в чужой стране, почти без присмотра.

Одна часть меня была радостно взволнована этой поездкой, возможностью быть свободной от постоянного родительского контроля, другая — встревожена, даже испугана. Не сложностью интенсивной языковой программы — к тому времени я довольно сносно говорила и читала по-испански и искренне интересовалась этой страной, которая с каких-то давних времен имела связь с кубинцами, перебравшимися в Майами. Но быть в незнакомом месте, заботиться о себе, быть вдали от предсказуемой рутины, которая давала мне некий комфорт — от этого у меня как будто образовалась язва в желудке. Эта язва уменьшалась по мере того, как я обустраивалась в комнате общежития, начала осваиваться на месте, но она не исчезла полностью.

В Тек приехали студенты отовсюду, и хотя дни были заполнены интенсивными занятиями и выходами в город (например, на экскурсию по историческим местам Мехико), вечерами и в выходные мы были предоставлены самим себе. Понемногу мы начали выбираться в небольшие кафе или шумные кафетерии. Утра обычно начинались с кофе с молоком (cafe con leche) и иногда очень сытной сдобой, покрытой слоями темного мексиканского шоколада. Вечерами мы расшифровывали меню и заказывали куриные такое, эмпанадас или бурритос, запивая их лимонадом из лайма (а некоторые смельчаки — холодной текилой). После ужина кто-то мог предложить пойти в местный клуб, где я чаще всего стояла в сторонке — как ни люблю я музыку, всегда чувствую себя неуклюжей на танцплощадке, и мне не нравилось, когда на меня смотрели, особенно незнакомые люди.

Иногда рано вечером мы с друзьями просто гуляли по тем районам города, которые нам рекомендовали как «безопасные», около центральной площади, или zocalo. Девушки заглядывались на мексиканских юношей, мексиканские юноши заглядывались на девушек. Было много кокетства и хихиканья, и каждую ночь несколько подростков пробирались, спотыкаясь в темноте, в комнату общежития намного позже того времени, когда они шли в постель у себя дома.

Я была одной из немногих ребят в нашей группе школьных друзей, кто никогда не курил марихуану. Я всегда считала, что курить травку было плохо, что этого нельзя было делать, что даже если попробуешь марихуану, это может привести к плохим последствиям. Но потом даже самые последние из оставшихся, самых стойких, в нашей группе попробовали. После многих ночей, наблюдая за тем, как они закуривали, я, наконец, сдалась.

Я смотрела, как мой приятель взял зажженный косяк из рук соседа, взял его в рот и вдохнул. «Держи, держи, не выдыхай!» — посоветовал кто-то. «Подожди пару секунд. Вот так, теперь можно». И он с присвистом выдохнул небольшое облачко дыма. Прошло несколько секунд, потом еще несколько секунд.

«Ну?», — спросила я. «Что-нибудь чувствуешь?». Я еще даже не притронулась, но у меня в груди уже было странное чувство; как будто я ожидала, что его голова займется ярким пламенем.