Не держит сердцевина. Записки о моей шизофрении - [13]

Шрифт
Интервал

Моя очаровательная соседка, Сюзи, была моей полной противоположностью — миниатюрная живая брюнетка с соответствующим протяжным южным выговором и морем обаяния. Она знала жизнь, хорошо сходилась с людьми и стала популярной с первого дня своего пребывания в университете, особенно среди мальчиков. Когда звонил телефон, то звонок всегда предназначался ей. Она хорошо ко мне относилась, но ее практически невозможно было застать дома, она всегда куда-то спешила.

Однажды днем, когда я занималась, Сюзи вошла в нашу комнату и спросила, не могла бы она посоветоваться со мной по поводу одной девушки, живущей в нашем общежитии.

«Конечно», — сказала я, мне польстило, что кто-то, кто столько всего знает, хочет проконсультироваться со мной. «В чем дело?»

«Ну, — начала она, — это несколько неловкая ситуация, по правде сказать. В нашем общежитии есть девушка, которая… как бы это сказать… пахнет, что ли, не очень приятно. Мы тут как-то обсуждали друг с другом. Пытаемся решить, как лучше поступить, что делать».

«Что делать с чем?» — спросила я.

«Может быть, сказать ей? Что хорошо бы ей иногда принимать душ», — она сморщила носик. «И мыть волосы с шампунем. Понимаешь? Ничего такого особенного. Просто — ну, я не знаю. Что ты сама об этом думаешь? Думаешь, лучше ей так и сказать напрямую? Но это может ее обидеть. Или может просто намекнуть или записку ей оставить? Не зловредную, конечно, такую, которая ей поможет».

«Бог мой!» — сказала я. «Это сложно. Но это очень хорошо, что вы так о ней заботитесь. Я думаю, что лучше вам так прямо ей и сказать. Всегда лучше говорить с людьми без обиняков, по крайней мере, я так думаю».

Она кивнула. «Да, наверное. Но все же, мысль о том, что мы можем ранить чьи-то чувства… Ну да ладно, спасибо, что ты со мной об этом поговорила».

Мне было интересно, что же Сюзи и ее друзья решили сделать по поводу этой несчастной девушки, и какова была ее реакция. Но мне никогда и в голову не пришло бы спросить. И уж точно мне никогда не пришло бы в голову (тогда), что этой девушкой из нашего общежития, которой не помешало бы принимать душ, о которой они говорили, была, конечно же, я.

Любой сторонний наблюдатель согласится, что многие первокурсники вдали от дома быстро становятся неряхами: в конце концов, впервые в их жизни никто не следит за тем, повесили ли они одежду на вешалку, прибрались ли в комнате. Но могу поспорить, что даже когда горы немытого нижнего белья достигают потолка и комната общежития становится похожей на хлев, очень немногие их этих «детей» забывают регулярно принимать ванну, мыть голову или чистить зубы — потому что это уж точно приведет к концу их жизни в обществе. Что же тогда происходило со мной? Ведь меня вырастили заботливые и внимательные родители в семье с достаточным доходом, да еще с двумя братьями, которые бы не смущаясь сказали мне: «От тебя воняет!» Так почему же я забыла самые базовые уроки — простую чистоту?

Шизофрения накатывается как медленный туман, незаметно становясь все гуще и гуще с течением времени. Сначала дни еще яркие, небо ясное, солнечный свет греет ваши плечи. Но вскоре вы замечаете, что вокруг вас собирается дымка, что воздух уже не такой теплый. Потом солнце становится тусклой лампочкой, едва просвечивающей сквозь тучи. Горизонт исчезает в сером влажном тумане, и вы чувствуете густую сырость в легких, пока вы стоите, покрывшись холодным потом в послеполуденной темноте.

Для меня (как и для многих из нас) первым признаком наступления этого тумана был постепенное исчезновение простых гигиенических привычек — тех, что специалисты по психическому здоровью называют «навыками заботы о себе» или «действиями повседневной жизни». Вдали от родительского надзора я постепенно стала непоследовательной в простых вопросах жизни, в ответах, которые мы принимаем на веру. Или может быть, я иногда путалась в том, что есть верные ответы на эти вопросы. Правда, надо принимать душ? Как часто надо менять одежду? Или стирать ее? А сегодня я ела? А я должна спать каждую ночь? Я должна чистить зубы каждый день?

Иногда ответы на эти вопросы были просты, как дважды два: да, конечно. Ради бога, Элин, вымойся! И тогда я мылась. Но бывали дни, когда вопросы и ответы становились для меня слишком сложными, чтобы в них разобраться. Я не знаю, я не знаю. Или я просто не помнила: а я это уже сделала? Может, вчера? Заботиться о себе означает больше, чем читать книгу или писать исследовательскую работу к окончанию семестра; это требует планирования, организации, отслеживания. И бывали дни, когда в моей голове просто не было места для того, чтобы держать это все скопом. Я оставила Центр, я оставила родителей, и все постепенно начало рушиться.

* * *

Как и большинство первокурсников, я пошла в университет без четкого понимания, в какой области я хочу специализироваться и чем хочу заниматься после окончания, что делать в жизни. Но мне удалось немного сузить выбор. Что-то связанное с английской литературой, потому что я очень люблю книги. Или, может быть, юридическая профессия — я могу себя представить адвокатом в суде, страстно аргументируя за или против чего-то. Может быть, я даже смогла бы кому-то помочь. Может быть, я смогла бы облегчить жизнь кому-нибудь.


Рекомендуем почитать
Иван Никитич Берсень-Беклемишев и Максим Грек

«Преподавателям слово дано не для того, чтобы усыплять свою мысль, а чтобы будить чужую» – в этом афоризме выдающегося русского историка Василия Осиповича Ключевского выразилось его собственное научное кредо. Ключевский был замечательным лектором: чеканность его формулировок, интонационное богатство, лаконичность определений завораживали студентов. Литографии его лекций студенты зачитывали в буквальном смысле до дыр.«Исторические портреты» В.О.Ключевского – это блестящие характеристики русских князей, монархов, летописцев, священнослужителей, полководцев, дипломатов, святых, деятелей культуры.Издание основывается на знаменитом лекционном «Курсе русской истории», который уже более столетия демонстрирует научную глубину и художественную силу, подтверждает свою непреходящую ценность, поражает новизной и актуальностью.


Нездешний вечер

Проза поэта о поэтах... Двойная субъективность, дающая тем не менее максимальное приближение к истинному положению вещей.


Оноре Габриэль Мирабо. Его жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Иоанн Грозный. Его жизнь и государственная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Тиберий и Гай Гракхи. Их жизнь и общественная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф.Ф.Павленковым (1839-1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют ценность и по сей день. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.


Антуан Лоран Лавуазье. Его жизнь и научная деятельность

Эти биографические очерки были изданы около ста лет назад отдельной книгой в серии «Жизнь замечательных людей», осуществленной Ф. Ф. Павленковым (1839—1900). Написанные в новом для того времени жанре поэтической хроники и историко-культурного исследования, эти тексты сохраняют по сей день информационную и энергетико-психологическую ценность. Писавшиеся «для простых людей», для российской провинции, сегодня они могут быть рекомендованы отнюдь не только библиофилам, но самой широкой читательской аудитории: и тем, кто совсем не искушен в истории и психологии великих людей, и тем, для кого эти предметы – профессия.