Не будите спящую принцессу - [37]

— Вы продолжаете настаивать на версии безумия арестованного?

— Отнюдь. Я настаиваю, что в данном случае сон стал явью. Причем это был не сон Хардкора, — я воздержалась от того, чтобы назвать имя Фикхен. — Пойдем еще дальше. Я не собираюсь отрицать все вами сказанное. Кое-что в своей теории вы подметили верно. Поджог храма и разрушение плотины — преступления, не приносящие выгоды. Это бессмысленные действия. А такие действия, как правило, совершаются во сне. Я не присутствовала на допросах Ферфлюхтера и Обструкция и не знаю, что они вам говорили. Но полагаю, что каждый утверждал, будто во сне он не был собой. Они действовали внутри чужих снов!

— И что вы этим хотите сказать? Что в Киндергартене распространяется эпидемия лунатизма?

— Что вы все к медицинским терминам цепляетесь? Лунатизм, безумие... В Киндергартене появилась неизвестная нам магия. И только не говорите мне, уважаемые господа, будто в этом благословенном городе магия не действует. Что было, то сплыло. В конце концов, что такое ваше пророчество, ректор? Явление того же рода, что и предсказание, которое я вас просила разыскать. Вот все, что я имела сказать почтенному собранию.

Я поискала глазами графин с киндербальзамом, обычно стоявший на столе у бургомистра, но, по понятным причинам, сегодня его там не было. Поэтому пришлось смириться с сухостью в глотке и сесть на место.

Ван Штанген не склонен был сдаваться.

— Типичный пример того, что женский ум — если допустить возможность существования такового — не способен принять рационального объяснения событий. Вам обязательно нужно верить в сверхъестественное, в колдовство, вампиров, драконов, призраков...

— Это верно. Мне проще поверить в колдовство, чем в теорию заговора. И с драконами я встречалась чаще, чем с людьми, способными по уму спланировать преступление.

— Ваши суеверия...

— Насчет суеверий — это не ко мне. Это к преподобному Суперстаару.

— Пророчество Похарея — это не суеверие! — обиделся ректор.

— Да, кстати. Каким образом в вашу теорию укладывается это пророчество? — ядовито полюбопытствовал ван Штанген.

— Ну, я же сказала, что не собираюсь в корне отметать ваши доводы. Вполне возможно, что пророчество влияет на развитие событий не потому, что оно правильное, а потому, что многим оно известно из речей почтенного Суперстаара. Действия пытаются уложить в заданную схему.

Ван Штанген фыркнул.

— Как будто действия не зависят от тех, кто их совершает. Что ж, проверим, кто из нас прав, по дальнейшему развитию событий. Если тот, кто стоит за данными преступлениями, действует в соответствии с пророчеством Похарея, его ждут изрядные затруднения. Ведь дальше, если не ошибаюсь, небо должно упасть на землю. Интересно, как это возможно осуществить на практике? Разве что и впрямь прибегнуть к сверхъестественным методам, колдовству и прочему.

И, словно в ответ на его слова, раздался ужасающий грохот, от которого у меня едва кровь не хлынула из ушей. Да что там я! Пулькер свалился со стула. Суперстаар, прикрывал лицо руками, дабы защититься от осколков выбитого оконного стекла.

С потолка сыпалась штукатурка.

— Такая гроза... никогда... — бормотал Вассерсуп.

— Земле...трясе... — подал голос Пулькер.

Грохот раскатился снова — аккурат в тот миг, когда Вассерсуп попытался подойти к окну, и бургомистр упал, цепляясь за портьеру.

Ректор отнял руки от бледного лица. Его указующий перст нацелился в ван Штангена.

— Небо упало на землю, — произнес он таким голосом, что пророк Похарея удавился бы с тоски, если б его услышал. — Вы хотели знать, как это может быть? Вы издевались над святыми словами! Так убедитесь в том, что пророчества не лгут. Внемлите крикам устрашившихся, воззрите на ужас, заполонивший Ойойкумену!

Ван Штанген не нашелся с ответом.

Я вылезла из-за стола, обогнула сидящего на полу Вассерсупа, подошла к окну и выглянула наружу.

Не поручусь насчет всей Ойойкумены — она очень велика, — но город Киндергартен ужас точно объял. Со всех сторон слышались испуганные крики, женский и детский плач. И небо... на землю оно не упало, Суперстаар несколько преувеличил, но безмятежной синевы летнего дня не осталось и в помине. Клубы дыма застилали небо, и вдали виднелись языки огня.

— Я слышал, что при землетрясениях бывают пожары, — Пулькер, слегка оживившись, поднялся на ноги.

— Какие землетрясения в Киндергартене? — Вассерсуп едва не плакал. — Вы еще скажите — вулканы...

Я высунулась из окна едва ли не по пояс, принюхиваясь к запахам, доносимым ветром. Пахло дымом, пахло горелой сажей... и еще кое-чем.

— Что ты там говорил, хранилось в тюрьме, — не чинясь, спросила я Пулькера. — Порошок для производства праздничных фейерверков? Бежим!

— Куда?

— К тюрьме! Она у вас прочная, может, кого еще можно спасти!

Большей паники, чем та, что царила в Киндергартене, мне еще не приходилось видеть. Даже в городах, куда врывались вражеские армии. Например, во время первого моего визита на Ближнедальний Восток, когда армия халифата захватила султанат... Или наоборот, армия султаната захватила халифат? Теперь уж не упомню, давно это было. Или вот в прошлом году, когда мятежный маршал Мордальон схватился с имперцами на полуострове Гран-Ботфорте, народ разбегался с большим знанием дела. Наверное, это было потому, что те страны постоянно переживали войны и нашествия, и жители сохраняли необходимые навыки. Киндергартен же слишком долго жил в тишине и спокойствии, когда самым страшным бедствием казался неурожай вишни, и теперь добрые бюргеры совершенно растерялись. Они метались на улицах, налетая друг на друга, плача, бранясь, затевая бессмысленные свары. Женщины, похватав узлы с барахлом, стремились к воротам, либо жались во дворах. Набат гремел над крышами — Вассерсуп, победив первоначальную растерянность, приказал бить пожарную тревогу номер один, присовокупив, что, если воды и сегодня не будет, он лично распорядится повесить водовозов.