Не будите спящую принцессу - [36]

Ректор тихо плакал, приговаривая:

— Кощунство... кощунство...

— Да, ректор Суперстаар — самый подходящий среди наших подозреваемых. И как раз его идеальная пригодность на роль злодея внушает сомнения. Такие совпадения встречаются крайне редко. Разве что их кто-то подстроил.

Он смерил взглядом оставшихся.

— Если подумать, то бургомистр Вассерсуп обладает практически теми же свойствами, что и ректор Суперстаар. К тому же, будучи главой городского самоуправления, он просто обязан быть человеком циничным и беспринципным. Вы достаточно знаете о своих согражданах, как старых, так и новых. Например, вы наняли на работы женщину с темным прошлым, с подозрительными документами, без опыта службы в следственных органах, поскольку при случае ее можно будет легко подставить.

— Но ведь я сам уволил ее и вызвал вас! — промямлил «циничный и беспринципный».

— Еще бы. Ваш сообщник несколько перестарался. Обстоятельства смерти Шнауцера были таковы, что скрыть их было невозможно. Если бы слухи о них дошли до Букиведена, а вы бы не приняли никаких мер, то оказались бы под подозрением. Но вы сделали первый ход, заготовив в качестве жертвы милису... или ректора.

— Зачем же, по вашему, мне это нужно?

— Власть, господин Вассерсуп — первопричина всех преступлений.

— Но я и так бургомистр!

— Бросьте, Вассерсуп. Положение главы городского совета в забытом богами Киндергартене — это пародия на власть. Положение главы заговора, повелевающего жизнью и смертью, главы преступного сообщества — вот истинная власть. Вот что способно принести наслаждение тому, кто годами вынужден был изображать добропорядочного гражданина! То же можно сказать и о вас, господин Пулькер...

— Ну вот и до меня очередь дошла, — угрюмо проговорил нотариус.

— А как же! Было бы обидно позабыть о вас. А вам и без того пришлось испытать немало обид. Довольно бесперспективное занятие — быть должностным лицом в Киндергартене. Скучное. Никакой надежды сорвать солидный куш. Зато, постоянно возясь с документами, имеешь возможность узнать имущественное положение сограждан, их прошлое и настоящее. Кого чем можно запугать, кого заманить...

— А как же быть с пророчеством Похарея? Я-то не священник.

— Но каков священник, таков и приход. Иными словами, если Суперстаар знал это пророчество, о нем знали и его прихожане. Для священника естественно предложить сверхъестественную версию событий. А вы подстроились под эту версию.

Пулькер посидел, нахохлившись, затем поднял голову.

— Это что же, по-вашему, получается, что мы все виновны?

— Нет. Каждый из вас может быть виновным. Но структура данного заговора исключает коллективное руководство. Должен остаться только один! И я даю этому одному шанс. Признание вины смягчает наказание. Признайтесь!

Участники чрезвычайного заседания комиссии уставились друг на друга волками. Каждый ждал признания от другого.

Терпеть ненавижу такие моменты.

Я встала.

— Господа, я хочу сделать заявление...

По комнате пронесся дружный вздох. Но не единодушный. Ван Штанген взглянул на меня с удивлением. Он же признал, что, несмотря на личную антипатию, уволил меня из главных подозреваемых. Зато остальных моя виновность вполне устраивала. Я была чужой, приезжей, ни с кем не в родстве и не в свойстве, а уж свалить все на женщину — святое дело.

— ...Все, что нам тут наговорил уважаемый господин ван Штанген — полная фигня!

— Я попросил бы выбирать выражения!

— А я попросила бы меня выслушать. Я же вас слушала? Итак, логическая схема, выстроенная ван Штангеном, почти безупречна. У нее только один недостаток — она не работает. Это беда всех элегантных, тщательно продуманных преступлений, особенно основанных на заговорах. Они хороши лишь в теории, но в жизненных условиях неприменимы. И дерзкие начинанья теряют имя действия! Посмотрите на арестованных, посмотрите на жертвы! Хардкор заказал Броско, потому что они подрались? Да если им действительно пришлось драться, Харди пришиб бы портняжку одним щелчком. Да и не участвовали в драках между горожанами и лесорубами ни тот, ни другой, уж я-то знаю. Но это так, к слову...Скажите, как укладывается в вашу схему то обстоятельство, что стрела, даже при рикошете не способна перевернуться в воздухе?

— Но в виде исключения...

— Ага. Как говорят в Поволчье, «раз в год и палка стреляет?»

— Возможно, Броско убила другая стрела.

— То есть на крыше сидел снайпер? Такое предположение уже высказывалось сразу после убийства и было отброшено как несостоятельное. К тому же это излишне осложняет ваш план.

— Это не мой план, а план преступника.

— Но усложняет? Пойдем дальше. Предварительное следствие показало, что в дом Шнауцера мог проникнуть только человек очень мелкой комплекции. Никто из нас не смог бы протиснуться в то окно, а Хардкор — и подавно. Но Хардкор, как все слышали, видел себя во сне ребенком... маленькой девочкой. Да и само преступление... Конечно, можно предположить, что Хардкор способен был голыми руками оторвать человеку голову, но совершить такое на практике... Хардкор — исключительно силен, вспыльчив, но не переносит вида крови. Он мог бы придушить жертву, сломать Шнауцеру шею, проломить череп — но произошло то, что произошло. Преступление из разряда тех, каких в реальной жизни быть не должно. Такое может только присниться в кошмарном сне... вероятно, для Хардкора это и был сон.