Не бойся волков - [27]

— А Эркки уже убивал кого-нибудь? — спросил Яффа, вытягивая затекшие ноги.

— Сначала он убил собственную мать. А потом того старика возле церкви, — уверенно ответил Канник, — и этот парень все еще разгуливает на свободе. В нашем приюте полно несовершеннолетних — глупо было открывать его в деревне, где живет серийный убийца.

— Чушь, — решительно возразил Карстен, — этот приют построили тут давным-давно, а Эркки спятил уже после.

— А почему его не посадят в психушку? — испуганно спросил Симон.

— Его уже сажали. Но он оттуда сбежал. Наверняка огрел дежурного по башке и украл ключи.

Этого Симон не вынес — он незаметно перебрался поближе к Карстену и прижался к нему.

— Да ладно, Симон, расслабься. У нас все двери заперты, — успокоил его Карстен, — к тому же Эркки никогда не сидит на одном месте и сейчас, скорее всего, идет в город, чтобы убить кого-нибудь там.

— Кого? — Симон готов был расплакаться.

— Да кого попадется. Он убивает не из ненависти.

— А зачем тогда?

— Он ощущает внутреннюю потребность в этом.

Про «внутреннюю потребность» Симон не понял, но спросить у него не хватило духу. Взяв коробочку с грильяжем, Канник надорвал упаковку и щедро пустил конфеты по кругу. Он упивался собственной славой. Никогда прежде его рассказы не привлекали столько всеобщего внимания. Мальчишки хватали конфеты и жадно чавкали.

Карстен злился. Это он должен был найти труп! Надо же случиться такому, что нашел его этот жирный придурок Канник, который вдобавок на два года младше! Остальные же никогда не видели покойника…

— А глаза у нее были открыты? — равнодушно уточнил он.

Медленно разжевывая конфету, Канник задумался.

— Да, широко открыты. То есть один глаз, тот, что уцелел…

Внезапно Филипп перебил его:

— А мне как-то рассказывали про девочку, у которой была кукла, и по ночам кукла оживала. У нее отрастали ноги. Однажды девочка проснулась и поняла, что ослепла, потому что кукла выцарапала ей глаза.

— Я вам тут не ужастик пересказываю! — рассердился Канник. — Я все видел по-настоящему! А ты не можешь отличить правду от выдумки! Ты, может, не знаешь, почему тебя отправили сюда, так вот, именно поэтому… — Канник прикрыл глаза и начал вспоминать: — В глазу у нее отражался ужас, будто она увидела самого дьявола.

— Ну, вообще-то почти так оно и было, — сухо согласился Карстен. — Интересно, он перед убийством сказал ей хоть что-нибудь? Или просто подошел и молча раскроил башку?.. Она лежала на пороге, да?

— Ага.

— А голова — голова была на крыльце или в коридоре?

— На крыльце.

— Значит, он напал на нее из дома, — решил Карстен.

— Он, наверное, искал там шоколад.

— Если бы он попросил, она наверняка дала бы ему шоколадку.

— Эркки все берет без спросу. Это всем известно.

Внезапно дверь скрипнула, и мальчишки вздрогнули. На пороге стояла Маргун.

— Ой, как вы уютно устроились! — Она оглядела ребят, мирно жевавших конфеты. Даже в этом безрадостном месте они научили детей радоваться и наслаждаться жизнью. Маргун прекрасно понимала, что́ именно ее воспитанники обсуждают, и тем не менее ее переполняла гордость.

— И кто у нас сегодня сказочник? — И она подмигнула с самым невинным видом.

Слушатели скромно опустили глаза. Они будто все разом превратились в ангелов, и даже Карстен захлопал ресницами.

— Пойду принесу вам колы. — И она вновь скрылась за дверью.

Канник тоже задумался про «внутреннюю потребность», чувствуя, как уровень сахара в крови медленно растет и его охватывает ленивая дремота, какая бывает, только когда поешь сладкого. Он чувствовал приятную усталость и легкое пьянящее оцепенение. В них Канник обретал покой и отдыхал, правда, он не знал почему, но пресытиться этим чувством не мог.

— Опять «кола лайт», — вздохнул он, снимая обертку с упаковки жевательных конфет. Как раз каждому достанется по конфетке… Сегодня щедрость его не знала границ. Убийство Халдис сплотило их так, как никогда прежде. Обычно действовали они разобщенно, часто ссорились, мучая друг дружку, и дрались за место в иерархии их маленького маргинального сообщества. Все они давно уже и мечтать забыли о будущем — возможно, все, кроме Симона, у которого был состоятельный дядя. Тот изъявил желание забрать Симона к себе на хутор, где он держит тридцать скаковых лошадей. Вот только с бухгалтерией у дяди не заладилось, поэтому сперва ему придется четыре месяца отсидеть в тюрьме, и он сказал, что не дело заключенному забирать ребенка. А преодолев все трудности, они вместе начнут новую жизнь.

В дверях вновь появилась Маргун с бутылкой «колы лайт» и подносом, уставленным стаканами.

— Смотрите не пролейте. — И она предостерегающе посмотрела на Канника. Ругаться Маргун не умела. Она любила их, своих мальчиков. Едва она начинала отчитывать их, как тут же сдувалась, будто воздушный шарик. Воспитанники тоже любили ее, потому что, кроме нее, никому в этом мире не было до них никакого дела. Еще в детдоме работали Торлейф, Инга и Ричард — неплохие ребята, но они были молодыми и искали лучшей жизни. Для них детдомовские воспитанники представляли лишь временное препятствие, которое нужно побыстрее преодолеть. А вот Маргун уже давно его преодолела. Ей было около шестидесяти, и она никуда не торопилась. Маргун останется здесь навсегда, в этом уродливом здании, облицованном серыми плитами, с душными комнатами. И Маргун нравилось здесь — так некоторым нравится забираться в самый темный уголок в подвале, где они однажды надеются отыскать в куче мусора какое-нибудь бесценное сокровище… Мальчики прекрасно это понимали, лишь Симон еще не научился делать собственные выводы, но он спрашивал других и верил тому, что ему говорят.