Не бойся любви - [104]

Дон Антонио поглядел очень пристально на тело Луиса.

— Кажется, я во многом ошибался, сеньорита. — Он повернулся к Таю и сказал: — Ни один из Барранкасов больше не ступит на землю Сандерсов с дурными намерениями. Если вы согласны, вражда между нашими семьями кончается здесь.

Тай помолчал, потом кивнул:

— Согласен.

Мужчины снова пожали друг другу руки.

— Грасиела хочет любить вас, сеньор, — мягко произнесла Дженни. — Дайте ей эту возможность.

Она подозревала, что обаяние этого чертенка уже начало действовать на деда. Если он даст Грасиеле хоть полшанса — а Дженни понимала, что так оно и будет, — то внучка обведет дона Антонио вокруг пальца в самое короткое время.

— Девочка пообедает сегодня вечером на асиенде, — внезапно сообщил дон Антонио. — Кто-нибудь из моих людей привезет ее домой на ранчо еще до наступления темноты.

— Отлично, сеньор, — прошептала Дженни. Еще до того, как дон Антонио выпьет свой послеобеденный кофе или зажжет сигару, он целиком будет принадлежать Грасиеле. Опустив голову, чтобы скрыть улыбку, Дженни заметила, что кровь стекает у нее по руке и каплет с пальцев. Она подняла голову и сердито посмотрела на Тая.

— Должна сказать, ковбой, что в качестве кандидата в мужья ты никуда не годишься. Ты не послал мне телеграмму, когда должен был ее послать, за это я еще долго буду на тебя злиться. А теперь ты стоишь здесь и болтаешь, в то время как каждому ясно, что я истекаю кровью у тебя на глазах. Я возьму да и передумаю выходить за тебя замуж.

Тай со смехом поднял ее на руки.

— Слишком поздно. Ты обещала выйти за меня, а я еще не встречал женщины, способной столь твердо держать слово, как ты. Так что ты теперь моя независимо от того, какой я есть.

Дженни с улыбкой положила голову ему на плечо, пока он нес ее к лошадям.

— Видно, так уж мне суждено, — сказала она. — Зато и ты теперь мой, и мне это по сердцу.

И Дженни, лежа у Тая на руках и пачкая кровью из раны ему грудь, решила, что нынче самый счастливый день в ее жизни.

Далеко не простые подводные течения сопровождали прием, который мать Тая устроила в честь его возвращения домой и помолвки с женщиной, занимавшей его мысли каждую минуту и каждый день его долгого и трудного выздоровления в мексиканской деревне, а потом пути домой, на север.

Люди Барранкасов и люди Сандерсов стояли по разные стороны решетки для барбекю и смотрели друг на друга с подозрением и недоверием. Эллен и дон Антонио обменивались любезностями и обращались друг к другу с чертовски изысканной вежливостью. Только присутствие других гостей препятствовало проявлениям открытой неприязни между двумя семьями.

Но этот день положил начало. Время принесет с собой новые встречи, и постоянные приятные соприкосновения изгладят из памяти былую вражду. Грасиела, которая весело перебегала от одной группы к другой, в конце концов приведет обе семьи к общему будущему.

Когда женщины увели Дженни от Тая, он направился к ограде выгона, чтобы присоединиться к Роберту и снова взглянуть на все то, что он любил. Землю и дом, где он стал мужчиной. А еще на женщину, которая вскоре станет его женой. Вот она стоит в сумерках и держит за руку ребенка. Эти драгоценные для него женщина и ребенок осветили его разум, изменили его привычки и в конечном итоге всю его жизнь. У него стеснилась грудь, пока он смотрел на них.

— Она прекрасная женщина, — тихо проговорил Роберт, — Ты счастливый человек.

Тай кивнул, гордо расправив плечи.

— Я не встречал такой, как она.

Дженни выглядела потрясающе красивой в этот вечер; разрумянившаяся от счастья, она помахала Таю рукой, и глаза ее засияли. Отросшие ниже ушей волосы отражали пламя заката и напоминали Таю о язычке пламени между ее стройных ног. Платье подчеркивало великолепную грудь и обтягивало бедра, способные выносить ребенка, зачатого от мужа. Кто-то — скорее всего Грасиела — приколол маленький букетик к перевязи, на которой теперь покоилась раненая рука Дженни. Господь всемогущий, как же он любит ее! Он не мог поверить своей исключительной удаче: он нашел ее, и она его полюбила!

К концу недели она уже поправится настолько, чтобы выдержать путешествие, и он намерен отвезти ее в Сан-Франциско, подальше от бдительного ока матери и ее настояний иметь отдельные спальни до свадьбы. Он станет заниматься с ней любовью, пока она не опьянеет от радости и желания. Он купит ей приданое и непременно — подвенечное платье абрикосового цвета.

— Я должен был уехать с Маргаритой в Мексику, — снова негромко заговорил Роберт, который тоже смотрел на Дженни. — Никогда не прощу себе, что не сделал этого. А ранчо должно было стать твоим.

— Я счастлив и на своих трех сотнях акров, — ответил Тай, зажигая две сигары и вручая одну из них брату.

— Я не люблю землю так, как любишь ее ты. И никогда не любил. — Некоторое время Роберт молча курил. — Я не могу этим жить. Я принял ранчо в угоду отцу, а может, и потому, что не хотел отдавать тебе то, что считал своим по праву. — Горечь и отвращение к самому себе свели ему губы. — Я был настолько бесхребетным, что не взял к себе жену и дочь. Просил об этом тебя, так как стыдился посмотреть в лицо Маргарите. Прости меня. Боже, но что-то во мне радуется тому, что мне не пришлось этого делать. Каково мужчине жить с этим?