Не беспокоить - [13]

— Пабло уже второй раз хмыкнул, — замечает Элинор. — Вы бы поаккуратней.

— Мистер Сэмюэл знает, что негативчики мои, — говорит Листер. — Правда, мистер Сэмюэл?

— Да, — подтверждает мистер Сэмюэл.

— А где венок? — спрашивает Листер. — Где наша цветочная дань?

— У меня в спальне, на полу, — отзывается Элоиз.

— Сходи принеси.

— Ой, я так устала.

— Я схожу. — Адриан идет к двери, и, едва он ее приоткрывает, сверху летит протяжный вопль.

— Сестра Бартон на ночь укола ему не сделала, — говорит Листер. — Интересно, почему бы это?

— Сестра Бартон в мерехлюндии. Она к ужину не притронулась, — объясняет Кловис.

— Это у нее страх. Что ж, чувство возбуждающее, — говорит Листер. — На любителя.

— Я ей отправил холодную куриную грудку и зеленый салат, раскроенный в полосочку на швейцарский манер, поскольку она в своей наивности считает, что так подавать салат и следует, — бормочет Кловис. Он запустил пальцы за поясок на узких бедрах. Грудь его увешана золотыми медальонами. Фотоаппарат мистера Сэмюэла целится в Кловиса, который, видимо, того и ждет. Кловис опускает веки.

— Отлично. — И мистер Сэмюэл поворачивается к Элоиз.

— Бюст, исключительно, — кидает Листер, одновременно отвечая на звонок внутреннего телефона. — Он? — говорит Листер в трубку. — Зачем?

Ответ, долгий и, очевидно, неразборчивый для слуха Листера, по комнате разносится карканьем старого, простуженного ворона, покуда Листер не отвечает: «Ладно, ладно» — и вешает трубку. Потом он поворачивается, говорит:

— Его преподобия нам не хватало. Притащился на мотоцикле из Женевы. Сестра Бартон вызвала — пациента утихомиривать.

— Попахивает изменой, — замечает Элинор.

— О чем ты? — говорит Листер. — Она всегда была сама по себе, не с нами.

— Все равно она паскуда, — говорит Элоиз.

— Едет. — Листер вслушивается в близящийся треск. — Пабло, поди открой дверь.

Пабло идет к черному ходу, но треск мотора, стихнув, обогнув дом, близится к парадному.

— К парадному поехал, — заключает Листер. — Лучше я сам пойду. — Отстраняет Пабло, кинув: — Парадное, парадное, оставь, я сам. — И, пройдя по черно-белым плиткам, встречает его преподобие.

— Добрый вечер, Листер. Я думал, вы легли, — говорит седовласая духовная особа с вязаной шапочкой в руке.

— Нет, ваше преподобие, — отвечает Листер, — никто у нас не лег.

— А-а, ну-ну, а я отправился к парадному, сочтя, что вы легли. В библиотеке свет, и я решил, что мне, возможно, барон откроет. — Он кидает взгляд вверх по лестнице. — Притих. Заснул? Сестра Бартон срочно меня вызвала.

— Сестра Бартон не права, что вытащила вас, ваше преподобие, но я должен признаться, при виде вас испытываю большое облегчение, и в конечном счете она, возможно, и права.

— Ваши загадки, Листер.

Его преподобие высок ростом, костляв и хил. Он стягивает тяжелую дубленку. Обнаруживается стола при темно-сером костюме. Он очень стар, но в нем есть еще, кажется, жизненная сила, хоть впечатление это, не исключено, основывается лишь на сочетании очевидной дряхлости с некоторой прытью: пустился же человек на мотоцикле в эдакую ночь.

Он кивает в сторону библиотеки:

— Барон один? Я понимаю, час поздний, но я, пожалуй, заглянул бы к нему на пару слов, прежде чем взбираться на чердак. Да, частенько мы, бывало, чуть ли не до петухов сиживали с бароном. — Его преподобие уже подле библиотеки и ждет только, чтобы Листер постучался и о нем доложил.

— Там они втроем, — говорит Листер. — Я имею указание барона. Прошу меня извинить, ваше преподобие, но велено не беспокоить. Ни под каким видом.

Его преподобие, с удовольствием вобрав центрально отопленный воздух холла, вздыхает и, как бы осененный нежданной мыслью, чуть-чуть поводит головой и острым, птичьим взглядом:

— Но никого же не слышно. Вы точно знаете, что у него гости?

— Уж куда точней. — И Листер удаляется от библиотеки боком, пятясь, решительно указывая его преподобию стезю, которую тому следует избрать. — Посидите с нами, ваше преподобие, согреетесь. Примете горячительного. Виски с водой. Тепленького попьете. Я хотел бы переговорить с вами с глазу на глаз, прежде чем вы увидитесь с сестрой Бартон.

— Куда? А-а, да-да. — Взор его преподобия теряет нить догадки и ведет его ровно по следам Листеровых начищенных штиблет.

— Добрый вечер, у меня тут есть кое-что. — Едва Листер вводит его преподобие в комнату, тот, поприветствовав собравшихся, сразу же тянет руку в карман. — Пока я не забыл. — Вынимает газетную вырезку, кладет на край телевизионного столика и сам садится рядом. Роется во внутреннем кармане пиджака, вытаскивает очки.

— Добрый вечер, ваше преподобие, — и, — здорово, что приехали, ваше преподобие, — говорят Элоиз и Пабло в один голос, тогда как Адриан входит, плоско, как блюдо, неся некое цветочное сооружение, овеянное целлофанным облаком и зарождавшееся, кажется, в виде лаврового венца, но затем сдобренное по вкусу разного цвета кольцами: красные розы, махровые нарциссы, белые лилии, ближе к середине — рыжие розы и, наконец, в самом центре — тугой пук фиалок.

Зрелище что-то ворошит в памяти его преподобия. Он готовит свои длинные кости к процессу вставания со словами: