Не беспокоить - [15]

— Я того же мнения, — говорит его преподобие угрюмо и прячет вырезку в карман. — Лучше я домой поеду, — прибавляет он.

— Ветер утих, — говорит Адриан.

— Он здесь переночует, — говорит Элинор. — Не может он сейчас тащиться в Женеву на мотоцикле.

— Признаться честно, я вылез из постели, — говорит его преподобие. — Пойдите скажите Клопштоку, что я здесь.

— Не велено беспокоить. Ни под каким видом.

— Надеюсь, они не взялись за свое в библиотеке. В библиотеке. А который час?

— Без четверти три, — говорит Листер.

— Мне пора спать. Нам всем пора спать. И зачем вы меня погнали в такую даль?

Листер идет к внутреннему телефону, поднимает трубку, нажимает на кнопку. Ждет. Снова нажимает, несколько минут не отпускает палец.

Наконец трубка рявкает в ответ.

— Сестра Бартон, — говорит Листер в трубку, — вы зачем погнали его преподобие в такую даль?

Тотчас его преподобие вставляет:

— О да, ну как же, мой бедный мальчик наверху. — Покуда Листер терпеливо слушает.

Его преподобие с громким скрипом пытается приподняться в кресле. Кловис, сидевший сложа руки и поджав свой маленький рот, вскакивает, чтобы ему помочь.

Слышно, как Листер говорит:

— Вот и напрасно. — И вешает трубку.

Его преподобию Листер объясняет:

— Сестра Бартон говорит, что он, на чердаке, нуждался в вас, но теперь он заснул.

И в тот же миг протяжный вопль летит из-под крыши, падает в лестничный колодец, вьется по ступеням и сквозь все перила просачивается в людскую.

— Она его разбудила, — говорит Адриан. — Вот она чего сделала.

— Это она нарочно, — говорит Элинор. — Лишь бы его преподобию досадить, только и всего.

— Но зачем? — говорит Кловис. — Какая идея?

— Помогите мне подняться, — кряхтит его преподобие.

Элоиз улеглась. Опершись на подушки, она потягивает чай. В ногах кровати, с двух сторон, Пабло, мальчик на побегушках, и Адриан, подручный повара, оба столь же безупречно юные, как и она.

— Ей-богу, поспать бы, — говорит Элоиз. — Честно, вздремнуть бы немножко.

— Нет, — говорит Пабло. — Листер хочет, чтобы мы все переживали шок, когда придет полиция. Недосып окажет то же действие — Листера слова.

— Я вам в любой момент тако-ой выдам шок, да еще в моем интересном положении. — Она зевает, одной рукой придерживая чашку, другой прикрывая рот. — Листер прям чудо. — Она вздыхает.

— Блеск, — говорит Адриан.

— Супер, — говорит Пабло. — В жизни не видел, чтобы так время человек умел рассчитывать.

Наверху что-то оглушительно хлопает, потом еще, еще.

— Как выстрелы, ей-богу, — говорит Элоиз.

— Ну прямо, — говорит Пабло. — Ставни это. Ветер, видно, опять поднялся. Здорово я эти ставни расшатал, а?

— Пластиночку поставить. — Адриан, соскользнув с кровати, идет к патефону и выбирает, так и сяк вертя, пластинки и быстро, острым глазом схватывая все, что напечатано на каждой стороне, хотя в этой части комнаты темно — свет включен только у изголовья Элоиз.

Снова и снова наверху стреляют ставни, потише, дребезгом отзывается окно. Адриан ставит пластинку. Громыхание сотрясает комнату, Адриан убавляет звук.

Потом Элоиз закуривает, а мальчики танцуют под звуки рока. Элоиз ставит чашку на столик рядом. Вынимает гребень из лежащей на постели бахромчатой сумочки, берет со столика зеркальце. Кладет то и другое на постель и распускает волосы, по моде стянутые сзади хвостиком. Потом поднимает зеркальце и начинает волосы расчесывать, чуть поводя плечиком в волнах музыки и языком отцокивая такт. Мальчики танцуют, глаза в глаза, раскачиваясь, но не сходя с небольшого кружка соснового лоснящегося пола.

Комната Элоиз обставлена, как для хозяйской дочки. Из-за лозунгов, плакатов, пришпиленных фотографий почти не видно стен. Мебель низкая, прямая, обита темно-красной, черной и желтой тканью. Белый пушистый коврик косо лежит перед письменным столом, по которому в беспорядке разбросаны карандаши, яркие журналы, какие-то аптечные коробочки. Мальчики дотанцовывают до самого коврика, но на него не ступают.

Элоиз говорит:

— И совсем даже не сильно она пила, я что хочу сказать. — Она давит сигарету.

Пабло замирает посреди танца. Он говорит:

— Все рассуждаешь, Элоиз.

Адриан, продолжая один танцевать, просит:

— Давай, рассказывай, Элоиз.

— О чем это ты, интересно? Я, что ли, не рассказываю?

— Когда рассказывают, не спрашивают — о чем это ты. Такая штука существует, как идея.

— А ты, интересно, кто такой, по-твоему? Председатель Мао?

Пабло уже снова танцует. Кончается пластинка. Он ее переворачивает, запускает другую сторону.

— Кловис, он тоже очень даже ничего, — замечает Элоиз. — Я буду за Кловисом скучать.

Пабло говорит:

— Пусть остается с нами. Чего ему с нами не остаться?

— Кловис может остаться с нами, — решает Адриан.

— Баронесса очень даже нормальная была, — говорит Элоиз. — Я что хочу сказать. Почему, интересно, не имеет полное право женщина в голом виде фотографироваться и в кино сниматься?

Адриан перестает танцевать.

— А знаете, — он говорит, — Виктора Пассера мне ни вот столечко не жалко. Живого или мертвого.

— И мне, — говорит Элоиз.

— Что-то в нем было такое, было. — Пабло говорит, качаясь и вскидывая руки.

— Знаю, — говорит Адриан. — Но все не в соответствии.