Назначенье границ - [86]

И нет ничего дурного в том, чтобы утешить женщину, уставшую от одиночества, да и не скажешь ведь, что муж с ней любезен. Так что все в порядке. Тем более, если и она сама совершенно с этим согласна, и ровно об этом и говорят бесстрастные жесты, спокойный голос, взгляд, слишком задумчивый и равнодушный, чтобы кого-то обмануть… его приглашают. Но разве достойная женщина сделает первый шаг? Нет, она даст понять, что его должен сделать мужчина…

И это не было жертвой с его стороны. Ничуть. В этом госпожа Пелагия очень походила на своего мужа — время словно остановилось для них обоих. Ты живешь рядом, годами, и видишь — не меняется. Такой была, наверное, та самая Елена, что Менелай, увидев ее после стольких лет войны, взял ее обратно и тем был счастлив. Кто же откажется от такого, кто может отказаться?

Получив тяжелую оплеуху, Майориан решил, что все идет, как надо. Это мелочи, это глупости… женщины очень любят упираться, им нравится, когда мужчина не отступает после первого отказа, и после второго. Проверка. Почти как на войне — если ты разнылся и готов бросить начатое после первого поражения, то тебе нечего делать в армии. А если тебя останавливает одна пощечина, то ходи туда, где не отказывают… за деньги.

Кувшин по голове — это уже более серьезный аргумент, пожалуй, слишком внушительный, и голова-то одна, и кувшин хороший был… однако ж, это действительно интересно. По-настоящему. До чего же жаль, что эта женщина уже замужем, и неважно, насколько она старше… увести бы ее прямо сейчас, назвать своей, как крепость, взятую после долгой осады.

И только увидев в руках у женщины нож, а в глазах — чистое, незамутненное ничем желание убить — какое у противника в свалке не всегда встретишь, он понял, что кто-то из них, видимо, совершил ошибку.

Уже потом, вспоминая, он догадался, что тогда сбило его с толку — она не кричала. Не кричала, не звала на помощь.

Ну как же ее было понять?

Тогда, кажется, был слишком ошеломлен — хотел же как лучше, может быть, был слишком настойчив и не слишком терпелив, но разве не этого она сама просила? Кажется, сумел сказать несколько слов, просить о прощении… может быть, сумел, может быть, нет. Что ж, принести свои извинения никогда не поздно, а там госпожа Пелагия и сердиться перестанет, наверное, поймет, что это просто… просто потому, что она выглядела такой одинокой и неприступной.

Вышло же иначе.

Командующий вернулся в Равенну, как обычно, без предупреждения, как ливень в середине июля. И немедленно затребовал Майориана — дорога не дорога, вечер не вечер — да не к себе и не в улей, а в один из тех домов, где проходили иногда частные встречи, от посторонних глаз и ушей подальше. Видимо, следовало ожидать событий. Майориан кинулся на зов, был счастлив видеть, был готов слушать, даже не спросил, как здоровье отца — который тогда еще заведовал финансами армии… А вот к обычной драке он готов не был. И поэтому первый удар — после которого правая рука повисла как колбаса в коптильне и перестала откликаться на зов — пропустил. Очень неприятно и неудобно, когда тебя раз за разом вбивает в стену человек, вдвое старше тебя. Без посторонней помощи. Очень неудобно и очень больно, к тому же.

И совершенно непонятно — с чего вдруг?!

— За что?! — не сопротивлялся толком, и не потому даже, что не мог — не понимал, нужно ли…

Ответа не получил, а потом, видимо, обо что-то не очень удачно ударился головой, потому что мир вокруг моргнул — и на какое-то время пропал. Что, наверное, было к лучшему, потому что когда Майориан всплыл обратно, он сразу понял, что миру тогда не понравились накопившиеся в нем острые углы — и он злонамеренно вывалил их все прямо на Майориана. А еще на него смотрели, сверху вниз, со спокойным любопытством и без малейших признаков ярости. Не мир смотрел, конечно.

— И что… — так, по челюсти тоже прилетело, говорить неудобно-то как… — это… значило?

— Видишь ли, — дружелюбно ответили сверху, — так случилось, что у госпожи Пелагии, кроме меня, никого на свете нет. В определенной мере — по моей вине. Вернее, у нее есть дети, она любит их и на многое ради них готова… но ты, я думаю, понимаешь, о чем я говорю. Она верит мне, я просил тебя принимать. А ты ее обидел и напугал.

У вас все не как у людей, хотел сказать Майориан, и как же мне было разобраться, что она для тебя не только источник выгоды, что ты для нее не только защитник перед многими, кого прельщают богатство и влияние бывшей жены Бонифация, что, оказывается, вы друг к другу относитесь… несколько иначе, ощутимо так иначе, всем телом ощутимо, только кто бы раньше мог догадаться-то?!

Она сама не возражала, хотел сказать Майориан, вела себя ровно так же, как все остальные, и откуда мне было понять, что это — другое, если нечто выглядит, пахнет и колется, как роза, откуда мне знать, что это, оказывается, кошка?!

— Я ошибся, — сказал Майориан. — На меня так старательно не обращали внимания…

— На тебя на самом деле не обращали внимания.

— Ну… я думал, у вас… — нет, вот этого он в лицо уже не скажет, мало ли, что думал, думать надо было раньше и как следует: связывай эту пару только расчет, наверное, все выглядело бы иначе — хотя бы со стороны командующего… а я что-то не припоминаю вокруг него никаких случайных или неслучайных спутниц, даже в походах, даже во время долгих кампаний. Я просто привык, что он ест, что придется, спит, где придется, или не спит вовсе, и не тратит ценное время на всякую ерунду. — Я… не предатель. Я дурак, я ошибся. Я прошу прощения.