Назло громам - [66]

— Я отрицаю это.

— И почему же? Объяснитесь!

— Сэр, не думаю, что это необходимо, — повысил голос доктор Фелл. — Некоторое время назад вы уже высказались относительно метода, использованного убийцей миссис Ферье, опередив меня с моими скромными умственными способностями…

— Ага! Так вы сами признаете, что я вас опередил и обошел?

— Охотно.

— Что ж, это лестно. Да-да, очень лестно! Вы заблуждались с самого начала, дорогой доктор. Признание очень полезно для души. Кое-кому удалось даже большее. — И он, пожав плечами, указал на Брайана. — Вот Иннеса, несмотря на его дурные манеры и отсутствие наблюдательности, все-таки пару раз осенило, и он выдвинул предположение об отравленной сигарете, которое мисс Кэтфорд сочла неверным и ошибочным. Однако оно было ближе к истине, чем прежние попытки разгадать это дело.

Из книги Мьюрелла, — Хатауэй взял ее в руки, — мы можем узнать массу фактов использования нитробензола, широко известного также как масло горького миндаля, и бензальдегида. Если вдыхать его пары в течение продолжительного времени даже на открытом воздухе, это может оказаться смертельно опасным, точно так же, как если проглотить его в жидком виде. Это пришло в голову даже Иннесу, так ведь, молодой человек?

Стараясь сдержать гнев, Брайан ответил:

— Стоя за дверью этого кабинета и слушая разговор, я понял, что с миссис Ферье что-то не в порядке, и это, насколько я понимаю, верно.

— Что значит «что-то не в порядке»? Выражайся конкретнее!

— Она говорила как-то слишком бурно и нелепо. Мне даже показалось, что она ведет себя как сомнамбула; Одри же говорила, что миссис Ферье была словно под гипнозом. Перед тем как упасть, она подбежала к перилам балкона, держась руками за горло. Но каким образом она могла быть отравлена за столом во время завтрака?

— Она не была отравлена во время завтрака. Твоя глупость…

— Хатауэй, прекрати это свое хвастовство, черт побери!

— А я и не хвастаю. Я только констатирую факт. А теперь ты должен быть абсолютно откровенен со мной. Я совершенно не желаю слушать ни твое мнение, ни твои комментарии. На мои вопросы мне нужен только однозначный ответ: «да» или «нет». Ты готов?

— Давай!

— У миссис Ферье была привычка работать в этой комнате каждое утро, после завтрака, не так ли?

— Да!

— Больше никто не пользовался этой комнатой? Это была только ее территория?

— Именно это я тебе уже говорил.

— У нее была привычка запирать эту дверь в холл на задвижку, чтобы никто не мог ей помешать? Миссис Ферье садилась за письменный стол (вот сюда, смотри!) и писала авторучкой?

— Да, именно это она делала вчера утром, когда Одри смотрела на нее в окно.

— Ага! Когда Одри Пейдж смотрела на нее в окно! Вообще-то твои комментарии мне совершенно не нужны, но этот я принимаю. А когда Одри Пейдж смотрела в окно, не могла ли миссис Ферье к тому времени находиться за письменным столом уже примерно часа полтора?

— Да, но…

— Никаких комментариев! Говорю только я! Что еще нам известно о леди? Она, как обычно (как обычно!), была слишком сильно надушена? Да мы и сами могли почувствовать это накануне ночью, в «Отель дю Рон», за несколько метров до того, как она приблизилась к нам, не так ли? Не были ли это духи «Видение Розы» — очень насыщенная субстанция, которая в смеси с другим ароматом розы уничтожает более слабый запах? Да или нет?

— Да!

— В то же время, — продолжал Хатауэй, — не было ли тогда сильного ветра, дувшего в комнату через открытые окна, который мог рассеять любой другой запах роз, кроме того, который распространялся непосредственно над ними или рядом с ними?

— Распространялся над чем или рядом с чем?

— Ну и дурак!

— Это не ответ…

— Дурак! — повторил Хатауэй, сверкая глазами. — Ну вспомни, что я (лично я!) рассказывал тебе о поездке Евы Ферье в Германию в 1939 году. Когда она ездила вместе с Гектором Мэтьюзом, им все время кое-что дарили. Помнишь?

— Да. Ты говорил…

— Однако миссис Ферье никогда не носила этот подарок сама, а всегда передавала его Мэтьюзу. Он носил его для нее. А теперь вернемся в эту комнату на семнадцать лет позже. Оглянись и поищи ловушку. Неужели ты не понимаешь, мой глупый шутник, что секрет убийства миссис Ферье можно выразить двумя словами?

— Какими двумя словами?

— Сейчас покажу.

Паула Кэтфорд вскрикнула, отчаянно протестуя, однако Хатауэя это не остановило.

Неловко подпрыгивая, он целенаправленно двинулся к большому письменному столу и, протянув руку, включил хромированную настольную лампу.

В белесом воздухе кабинета появился яркий желтый свет. Несмотря на то что большая часть кабинета по-прежнему оставалась в полутьме, Брайан отметил, что, как и вчера, этот свет оживил атмосферу. Слева от пресс-папье и пачки листов рукописи стояла хрустальная пепельница, а справа еще более явно была видна ваза с розами.

— Какими двумя словами, спрашиваешь? — Воздух со свистом вырывался из ноздрей Хатауэя. Осторожно, дрожащими руками он взял вазу китайского фарфора с красными розами в ней. Так же осторожно, победоносно вернулся к столу, стоявшему в середине кабинета, и поставил на него вазу. — Отравленные цветы, — объявил он.

Глава 18

— Эти цветы? — удивился Брайан.