Назло богам, на радость маме - [21]

Вскарабкиваюсь на бревно и вою:

— Витька-а, за что-о?!

— Было бы за что, вообще б убила! — нежно поет девчонка. — Ты покушай, милый, сразу полегчает. Хорошая кашка, манная! — вылавливает что-то из тарелки. — С комочками…

— Что?! — с детства терпеть не могу манную кашу! Особенно, комки! — Да иди ты!

— Ты что, обиделся? — совершенно невинные глаза и тарелка с гречкой в руках. — Я же пошутила!

Ни хрена себе шуточки! Садистка!!!

— Грешно смеяться над больными людьми.

Витька с виноватым видом всовывает мне миску, садится рядом и гладит по голове, приговаривая:

— Ну не сердись! Поешь спокойно, какао попьешь, а потом поговорим. Ладно?

Поешь тут спокойно, когда пальцы не слушаются, а некоторые к боку прислонились.

— Ладно…

По мере опустошения миски немного отпускает. А после какао… А это откуда? Ничего не понимаю! А впрочем, что я там вчера спьяну напридумывал? Зачистку динозавров? Это ж надо так ужраться! Хотя не удивлюсь, если угадал. Девчонка уже снова у костра.

— Вить, ты ничего не хочешь мне рассказать?

— А что ты хочешь услышать?

— Например, как ты сюда попала?

— На медведе приехала!

Испытываю стойкое ощущение дежавю.

— А к медведю?

— Он сам пришел!

Разговор двух дебилов. Девочка-то дурака валяет. А вот я, похоже, немного не в форме. То есть до полной неадекватности!

— Витя, ответь мне на один-единственный вопрос: как, зачем и почему ты попала в десятый век?

— Это три вопроса, — и глаза невинные-невинные… — Ну хорошо, не сердись. Только ты уверен, что в состоянии усваивать информацию?

Киваю.

— Давай тогда сначала разберемся, как ты здесь оказался.

Непроизвольно имитирую рев разъяренного топтыгина. Витька мгновенно оказывается рядом, обнимает себя моей рукой и заглядывает в глаза:

— Игорь, я не запираюсь. Просто твоя история — начало, а моя продолжение! С начала же лучше, чем с конца!

И не возразишь ведь. Беру себя в руки. Либо мы с этой девочкой заодно, и тогда скрывать нечего, либо я уже труп. Даже славянское ушу не поможет.

— Ладно. Лежу себе в больнице, никому не мешаю, раздумываю: сразу помереть, или погодить пока. И вдруг невесть откуда возникает выживший из ума старикашка и сообщает: «Я есмь Перун, бог-громовержец». Я его сначала за глюка принял. Что еще может из воздуха соткаться и такое нести, да еще заговариваться. Так ему и сказал. А сморчок расшумелся, руками замахал, заискрил весь. «Ты подыхаешь, — орет. — Но я тебя отправлю в тело своего верного волхва, что в десятом веке жил, да разумом скорбен стал. Выполнишь то, что Любомудр не успел: найдешь Алатырь-камень и отнесешь в Киев, в главное капище. А за то жить будешь в Любомудровом теле долго и счастливо». И сгинул. Ну, я плюнул и забыл. Мало ли что померещится. А очнулся здесь. Вроде я, а вроде и не совсем. Память волхва во мне. И умения новые появились, — мой взгляд падает на посох.

— То, чем ты занимался, когда я приехала? — спрашивает девчонка. — А что это?

— Древнее боевое искусство русов! — и мне есть, чем козырнуть. — Никакое карате в подметки не годится! Самое настоящее славянское ушу! В наше время надёжно забыто. Делает воина непобедимым!

— Да? — поднимает бровь Витька. Хм, когда она это делает без грима на лице, совсем не страшно, даже симпатично. — Ладно, с этим потом. А что дальше было.

— Ничего, — пожимаю плечами. — Третий день сижу, разбираюсь с Любомудровой памятью. Сегодня четвертый. Более-менее разобрался…

Замолкаю.

— Моя очередь рассказывать? — спрашивает мелкий терминатор, нежно гладя мою руку.

— Ага!

— Только дослушай. Ко мне пришли сразу двое. Ангел и чертовка.

Не выдерживаю:

— Вместе?!

— Ага! Но по очереди. Вернулась из больницы, а дома этот урод сидит! В моем любимом кресле! Да еще Викой назвал! Я, естественно, по морде, — Витька довольно улыбается, вытаскивает откуда-то нимб и водружает на голову на манер дембельского десантного берета. — Вот, отобрала! Мне идет?

— Идет! А ангел как отреагировал?

— Как все! Потерял гордость и мужество и улетел к потолку! Когда чертовка пришла, он за люстрой прятался, а я из арбалета прическу на крылышках подравнивала.

— Чертовке тоже морду набила?

— Нет, — вертит головой Витька. — То есть, не сразу. Попозже. И не сильно. Есть у меня подозрение, что она поддавалась. Не суть, разговоры, в основном, она вела. Сообщила, что ты умираешь. И Перун тебя камни двигать отправит. Мол, если получится, конец всему мирозданию, и всё такое. И только я могу уговорить тебя вернуться. Ну я у них кучу ништяков выторговала, и сюда… Не как ты, одной душой, а вся целиком и в экипировке.

— А моё тело?

— Обещали вылечить и сохранить, — девушка вздыхает. — Только врут они. Твоя смерть Мекрину устраивает.

— Кого?!

Пытаюсь вскочить, но Витька не дает:

— Мекрина, — повторяет она. — Начальник оперативного отдела Ада, — смотрит мне в глаза. — Та самая. Только не поняла, здесь она еще человек, или уже чертовка.

Пытаюсь успокоиться. Как-то не очень выходит.

— И что ты собираешься делать?

Витька пожимает плечами:

— Думать. Неужели вдвоем не сможем найти выход?

— Не знаю…

Ни одной мысли. И головка на плече отвлекает.

— Игорь, — шепчет Витька. — А это славянское ушу, правда, крутая штука?!