Назад в Лабиринт - [116]

– Д-да, конечно, – пробормотал Эпло.

Действительно, это никогда не приходило ему в голову, он не допускал, что в Лабиринте найдется не один ребенок по имени Ру. Эпло не привык думать о ком-то, называя его по имени. Он не мог вспомнить имен своих родителей. Или имени предводителя племени, воспитавшего его. Даже Мейрит. Когда он думал о ней, она была для него “той женщиной”. Повелитель Нексуса был просто “Повелителем”.

Эпло посмотрел на собаку, бегущую рядом с ним. Она спасла когда-то ему жизнь, но ему не пришло в голову дать ей имя. И только когда он прошел через Врата Смерти, побывал в мирах меншей, он осознал, что существуют имена, научился думать о каждом, с кем общался, как об отдельном существе – важном, отличающемся от других, неповторимом.

Не только у него одного возникали проблемы с именами. Эпло искоса посмотрел на Альфреда. Тот тащился по тропинке, спотыкаясь обо все, что встречалось на пути, или, если не было ничего другого, падая на ровном месте.

“Как же на самом деле зовут тебя, сартан? – вдруг подумал Эпло. – Почему ты об этом никому не говоришь?”

* * *

Патрины прошли долгий путь. Нога Эпло совсем разболелась, когда наконец Кари объявила о привале. Серые сумерки начинали сгущаться, приближалась ночь. Ходить по Лабиринту опасно в любое время, но в темноте опаснее всего.

Они добралась до лесной поляны на берегу ручья. Кари осмотрела ее, посоветовалась со своими товарищами и объявила, что они остаются здесь на ночевку.

– Займитесь исцелением своих ран, – сказала она Эпло. – Еда для вас у нас есть. После этого спите спокойно. Мы поставим часовых.

Патрины принесли им горячей еды, приготовленной на небольшом костре на поляне. Эпло был изумлен их безрассудством, но ничего не сказал. Любое замечание означало бы сомнение в авторитете Кари, на что как чужак, да к тому же еще спасенный ею, он не имел права. Он с облегчением заметил, что у них хватило осмотрительности хотя бы сделать так, чтобы костер не дымился.

После того как гостям принесли еду, Кари спросила, не может ли она еще что-нибудь для них сделать.

– Твои друзья не говорят на нашем языке, – сказала она, мельком взглянув на Хага и Альфреда. – Может быть, им нужно что-то другое, не то, что нам? Может быть, мы могли бы им дать что-то особенное?

– Нет, – сказал Эпло. – Благодарю тебя.

Следовало отдать ей должное – это тоже было неплохой проверкой.

Кивнув, Кари ушла. Она организовала наблюдение, оставив часовых на земле и на деревьях. После чего вместе с остальными членами своего отряда села ужинать. Она не предложила Эпло и его товарищам присоединиться к ним. Это можно было расценивать как плохой знак – хлеб не делят с врагом. Но, может быть, это было еще одним проявлением вежливости – поскольку двое чужеземцев не говорят на их языке, они будут лучше себя чувствовать в своем обществе.

Подошла Мейрит и молча присоединилась к их трапезе. Она не поднимала глаз от еды – смеси вяленого мяса и сушеных фруктов, запеченной в виноградных листьях. Эпло поделился едой с собакой, после чего она плюхнулась набок и, устало вздохнув, крепко заснула.

– Что происходит, Эпло? – спросил Хаг Рука, стараясь говорить потише. – Вроде бы они спасли нам жизнь, но ведут себя не слишком по-дружески. Мы теперь что, их пленники? Почему мы должны теперь плестись вместе с ними?

Эпло улыбнулся.

– Дело не в этом. Просто они никогда не видели таких, как вы двое, и их это удивляет и настораживает. Нет, мы не пленники. Мы можем уйти в любой момент, и они и слова не скажут. Но передвигаться в Лабиринте опасно – ты сам видел. Нам нужен отдых, нужно исцелить раны, окрепнуть. Они проводят нас в свою деревню…

– Почему ты считаешь, что им можно доверять? – спросил Хаг.

– Потому что они мои сородичи, – спокойно ответил Эпло.

– Этот маленький убийца Бейн был моим сородичем, – проворчал Хаг. – Да и его отец, будь он проклят, тоже.

– Мы – другое дело, – сказал Эпло. – Это место, Лабиринт, наша тюрьма. Сотни лет, с того момента, как нас загнали сюда, нам приходилось трудиться вместе просто для того, чтобы выжить. Уже с момента рождения о нас кто-то заботился – отец, мать, а иногда кто-то совсем чужой – это не важно. И так продолжается всю жизнь. Ни один патрин не причинит зла, не убьет, не…

– Не предаст своего повелителя? – спросила Мейрит.

Она швырнула свою еду на землю и, вскочив на ноги – разбудив при этом спавшую собаку, – убежала.

Эпло хотел было окликнуть ее, но, передумав, промолчал. Что он мог ей сказать?

Остальные патрины, прервав разговор, во все глаза смотрели на нее, не понимая, что случилось и куда она идет. Мейрит схватила бурдюк для воды и поспешила к ручью, где сделала вид, что наполняет его. В Лабиринте нет ни луны, ни звезд, но огонь костра высвечивал листья на деревьях, отражался на поверхности воды и давал достаточно света, чтобы видеть вблизи него. Мейрит постаралась оставаться в пределах освещенного круга – выходить за них означало бы напрашиваться на неприятности.

Патрины вернулись к прерванной еде и беседе. Кари проводила Мейрит глазами, потом обратила холодный, задумчивый взгляд на Эпло.

Он обругал себя дураком. О чем он только думал? “Мой народ, он такой замечательный…” Это уже начинает напоминать взгляды сартан. По крайней мере, рассуждения покойного Самаха. Альфред, разумеется, другое дело. Этому сартану трудно почувствовать себя выше земляного червя.