Найти себя. Лучшая фантастика – 2023 - [29]

– Ни хрена подобного! – вслух сказал Брем, громко и раздраженно – он настолько ярко представил, как все будет, что реально психанул и едва не пнул со злости торчащий из ледяного крошева ус смерть-зонда. – Две доли… справедливо… А болт без резьбы не хотите?! Да пошли вы!

От обиды Брем даже забыл, что нужно бояться. Боевые транквилизаторы, входящие в медкомплект скафандра, притупляли естественное чувство страха, но не гасили инстинкт самосохранения, однако сейчас Брему было наплевать на все. Термоядерный взрыв? Да пожалуйста, как визор обсморкать! Только это будет его, бремовский, личный термоядерный взрыв, его собственные восемь сотен мегатонн. Все восемь сотен, а не две доли «по справедливости».

Брем не знал, что такое жадность. На Нижних ярусах, где прошло его детство, такое понятие просто отсутствовало. Жадность можно понять и осудить только тогда, когда люди знают, что такое щедрость, а на Нижних ярусах о щедрости никто никогда не слыхал. Поэтому любая дележка воспринималась просто как грабеж, а словечко «справедливость» было чем-то вроде ругательства.

Когда кого-то хотели надуть, всегда говорили о «справедливости».

– Я не из таких, – пробормотал Брем, водя пальцами по мутной ледяной линзе. – Меня вам не провести… Так, нужно успокоиться. Глюкоза… Одна инъекция. И питательная смесь. А потом нужно подумать, как спрятать эту штуку… Усы…

Брем в очередной раз посмотрел на уходящие вверх черные стволы усов. Он представил, как эти черные щупальца торчат из сизо-зеленого марева облаков и их видят с орбиты парни Базиля.

– Да ну, бред, – сказал Брем и обрадовался, что уже может мыслить нормально. В самом деле, кто разглядит тонкие усы с расстояния в несколько сотен километров?

– Значит, нужно просто уходить, – Брем повернулся к «раме». – Медленно и печально. По мусингам. Топ-топ. А потом думать. Крепко-крепко думать…

И едва только он это сказал, как память услужливо подсунула ему график прохождения их орбитального комплекса, «орбача», как его называли скраперы, вокруг Тритона. Четвертого числа он прошел над Меццорамией, пятого – над полюсом, шестого – над «Дынной коркой», седьмого – над югом Ксанады, восьмого, то есть завтра, пересечет Ацтлан, а девятого будет здесь, над Первой террасой.

Брем прикрыл глаза, представив «орбач», их базу и передвижной дом. Красный шар бытового отсека, увешанный ловушками цилиндр реактора, похожий на ромашку причальный модуль, из-за которого Базиль называл орбитальный комплекс «Звездорылом».

…И ползет этот самый «Звездорыл» на тридцати километрах, растопырив свои тентакли, по орбите, ковыляет себе во мгле и особо ни о чем не беспокоится. А два десятка парней у него на борту – тем более.

И тут снизу – усы: здравствуйте, товарищи скраперы. Это мы, смерть-зонд. Пожалте бриться.

Брем «отжмурил» глаза, криво усмехнулся. Это было уже даже не везение.

Это, сука, судьба. Рок и фатум.

Что делать, он сообразил сразу. Сообразил – и даже кивнул, словно это понимание ему только что озвучил некто невидимый и неслышимый. Ну а чего? Тридцать два энергопатрона. Вибробур в режим плазмогенератора. Если на каждый ус уйдет по три патрона, у него даже еще останется штук шесть, и можно будет скоротать ночку, ни в чем себе не отказывая.

– «Глушняк», так твою и этак… – пробормотал Брем, а руки словно бы сами собой уже открывали багажный отсек «рамы», и энергопатроны ложились на ледяное крошево – такие солидные, такие надежные, дающие то, чего так не хватает в здешних ледяных палестинах, – энергию, а значит, жизнь. – Ничего, парень, ничего. Усы откалиброваны на «толстяка», они не сработают. Это же просто антенны, нанотрубки и всякая графеновая тугоплавкая дрянь…

Краем глаза Брем заметил какое-то движение у того самого пупыря, до которого так и не дошел. Положив очередной, тридцатый по счету, энергопатрон в общий ряд, он выпрямился.

И вот тут ледяная молния страха пронзила его буквально насквозь. Брем обмер и даже перестал дышать, потому что увидел то, чего никак не могло быть.

У оранжевой ледяной стены, опершись плечом, стояла женщина в белоснежном скафандре «эпохи Шести экспедиций». То, что это женщина, Брем понял сразу по некой изящности и непринужденности позы, которую не мог скрыть даже скафандр. Приглядевшись, Брем судорожно сглотнул и часто задышал – у скафандра незнакомки был разбит визор, и острые осколки торчали сверху и снизу, словно зубы древнего чудовища.

– Уходи, – тихо сказал Брем и отвел глаза, стараясь, однако, не упускать Леди-в-разбитом-скафандре из виду. – Уходи, тварь. Ну, пожалуйста… Я и так твой. С потрохами. Но парней я тебе не отдам, поняла? Просто подожди.

Неожиданно он, даже не глядя на женщину, увидел ее лицо – словно бы светящееся изнутри, невыносимо прекрасное, в обрамлении черных волос, и даже осколки визора не портили его, а скорее дополняли, обрамляя, точно некая рама.

Глаза Леди-в-разбитом-скафандре были закрыты. И Брем понял – в тот момент, когда она их откроет, один из усов смерть-зонда сработает, и он, Брем, Николай Бремов, двадцати восьми или двадцати шести полных лет, уроженец девятого Нижнего яруса Большого Нью-Йорка, без образования, опыт работы скрапером такой-то, умрет.