Снег был серым, но при свете звезды Росс 128 казался грязно-розовым. Я смял его в ладонях, слепив увесистый снежок. Примерился и бросил. Далеко, от казарм второго взвода и до четвертого тренировочного купола.
С глазомером и силой у меня явно стало лучше.
Снежок пулей пролетел метров тридцать и смачно ударил в спину стоявшую у входа стражу.
Ухмыльнувшись, я наклонился и слепил второй снежок.
Стража ощупала спину, обернулась, возмущенно уставилась на меня. Я пошел к куполу, подбрасывая новый заряд в руках. Утоптанный снег поскрипывал под ногами. Сегодня было совсем тепло, градусов пять ниже нуля. На Саельм пришло короткое двухдневное лето.
– Нечестно! – укоризненно сказала стража.
Ну ладно. На самом деле она произнесла «Nicht fair!» – базовым языком общения Измененных был немецкий. На Земле я его не знал, на Саельме Гнездо записало его в мой мозг сразу же после перехода.
Инсеки считали, что для боевой обстановки и работы со сложной техникой немецкий язык подходит лучше английского или китайского. Наверное, в этом был какой-то резон.
Стражу звали Поль, в человеческой жизни она была мальчиком из Франции. После Изменения в стражу трудно понять прежний облик, они все похожи друг на друга: двухметрового роста, с безэмоциональным широким лицом, с бледной шершавой кожей. Но, кажется, Поль не был светлокожим французом, наверное, родители из бывших колоний.
– А ты не зевай, – сказал я. Бросил второй снежок. Конечно же, теперь стража с легкостью увернулась и поймала снежок в воздухе. Я кивнул и воскликнул: – Бум!
– Почему «бум»? – удивилась Поль.
– Это была граната, – пояснил я. – Надо отбивать, а не хватать.
Оставив стражу Поль размышлять над сказанным, я открыл дверь и вошел в купол. На Саельме я провел уже десять дней, но заниматься начал лишь вчера.
Что поделать, прибыл я сюда не в форме. Второй Призыв превратил меня в кого-то вроде универсального защитника и позволил спасти Гнездниковское Гнездо. Я с тех пор так и думал о себе – Защитник, словно выделяя слово заглавной буквой. Но далось это нелегко – первые трое суток (нормальных, земных) на Саельме я валялся пластом под присмотром жниц-медичек. Пил восстанавливающие экстракты самого мерзкого вкуса, в меня внутривенно вводили прозрачные опалесцирующие растворы, заставляли заниматься физкультурой и даже делали массаж. Потом меня неделю изучали, просвечивали рентгеном, ультразвуком и еще какими-то лучами и волнами, брали на анализ все жидкости, которые только имелись в моем теле, и кусочки тканей (самым неприятным оказались пункции спинномозговой жидкости и костного мозга), проводили психологические тесты и давали заполнять огромные анкеты с дурацкими вопросами.
В результате я, как ни странно, восстановился. А медики Измененных, как я и предполагал, ничего не поняли. Таких, как я, здесь не водилось, таких, как я, просто не существовало раньше. Второй Призыв считался теоретически возможным, но, похоже, никто, кроме меня, его не проходил. Так что вчера врач-Измененный (особая и редкая форма, он походил на морщинистого пожилого мужчину с седыми волосами) вынес вердикт: «Незавершенное Изменение с неясной финишной функцией, физически здоров, к обучению годен, рекомендуется наблюдение и регулярные осмотры».
Я с ним не спорил. Я не собирался рассказывать здешним Измененным, кто я такой. Над ними стояли Инсеки, а к ним я симпатии не испытывал…
В куполе было тихо. Очень тихо, непривычно для человеческого жилища. У нас в домах ведь всегда есть звуки, мы просто их не замечаем: шум машин с ближайших улиц, гул ветра, тихое урчание кондиционеров, вентиляции и холодильников; тиканье механических часов, неуловимое, но ощутимое гудение трансформаторов; звук воды в трубах, поскрипывание полов или деревянной мебели… Я уж не говорю о том, что люди не любят тишину и включают музыку или телевизор, чтобы тот бормотал что-нибудь.
Мы живем в звучащем мире. Космонавтов раньше даже специально обучали переносить космическое безмолвие.
А вот здания в тренировочном лагере Измененных абсолютно звуконепроницаемы, к тому же Саельм и без того не слишком громкое место. Внутри куполов никакой привычной техники нет. То, что ее заменяет, работает в тишине. И даже местное Гнездо совсем другое – оно не звучит, его почти не замечаешь.
Сразу за входом был небольшой тамбур. На минус пять по Цельсию, конечно, Измененным наплевать. Я ощущал прохладу, но мог бы ходить по поверхности голым. Вот только зимой тут бывает и минус пятьдесят, и минус шестьдесят – это даже для стражи неприятно.
Я пошаркал ногами по шершавому полу, соскребая с подошв остатки снега. Посмотрел на свое отражение в металлической стене. Купол понял, чего я хочу, и металл посветлел, стал зеркальным.
Ну… ничего так. Вполне прилично выгляжу!
Превратившись в Защитника, я сильно изменился. Вырос на полметра, лицо стало жутковатым, как у стражи. На голове гребень, кожа – как снег…
Но когда боевая форма ушла, я снова сделался самим собой – снаружи. Разве что пара лишних сантиметров осталась, но я не против. Лицо нормальное, мое. Если бы меня увидел кто-то из старых знакомых, то сказал бы: «Максим, ты чего, забухал, что ли?»
