Найти и обезвредить. Чистые руки. Марчелло и К° - [54]

После возвращения из плена работал на кирпичном заводе в качестве нормировщика, затем прорабом. В начале 1946 года, после получки изрядно выпивши, я шел по улицам г. Львова. Зайдя в магазин, попросил продавца продать мне хлеба. Продавец отказал. Будучи в состоянии сильного опьянения, я схватил с прилавка кусок хлеба и бросил ему на прилавок деньги. Он выскочил на улицу и хотел меня задержать, и я, понятно, ударил его. Суд за это присудил меня к 1 году принудработ.

После этого я устроился на работу на должность зав. буровыми работами геологоразведочной партии в Карпатах, потом переехал сюда.

Я стараюсь работать честно. И думаю, что во мне найдется воля к тому, чтобы больше никогда в последующей моей жизни не было рецидивов в прошлое».

Рассказав еще о событии на вокзале при встрече сестры, он так закончил свою исповедь:

«Надеюсь, что все то, о чем я написал, подтвердится. Что я думаю о дальнейшей своей судьбе? Человеку присущи слабости. И мне тоже, как простому смертному. Это единственное оправдание моего прошлого. Амурский».

7

В моем распоряжении была вся его биография. В ней Амурский, как мне представлялось, изложил все откровенно и честно. Можно было только предположить, что гитлеровцы, услышав такую биографию, могли проявить интерес к Амурскому как к уголовнику, хотя он божился всеми святыми, что только мне написал о своей воровской жизни. От всяких разговоров на эту тему решительно отказывался, заявляя, что воспоминания о тех годах травмируют его душу, и просил не задавать ему вопросов, не имеющих отношения к розыску Антона.

 

Георгий Семенович прочитал вторую часть биографии и сказал:

— Накрутил твой Амурский... Надолго хватит тебе работы, чтобы разобраться, где правда, а где липа. Версий, конечно, можно выдвинуть целый короб. Да... — неопределенно протянул он и надолго замолчал. Я надеялся, что майор заметит в биографии Амурского какой-то эпизод, который указывал бы на связь с заявлением. Мне найти что-то подобное не удавалось.

Я рассказал Георгию Семеновичу, что когда зашел разговор о фамилии, под которой Амурский был в плену, он и высказал недовольство: «Смотри, оперативник, тебе, конечно, видней, но в фамилиях вы ничего не найдете, сколько ни ройте. На вашем месте я бы искал людей, которые знали Антона».

— Деловой совет, — заметил майор.

Выходило, что ничего нового мы не добыли. Об этом я думал в затянувшемся молчании, все еще ожидая от начальника отделения, что он скажет по этому поводу.

Майор смотрел на меня остановившимся взглядом. Он что-то вспоминал, обдумывал, а я стал доказывать, что на заявление Амурского не стоит тратить время.

— Давай еще немного покопаем, — терпеливо выслушав мои доводы, усмехнулся майор.

Раздался дребезжащий телефонный звонок. Звонила жена Георгия Семеновича. Я уже привык к этим звонкам. Они раздавались обычно вечером в один и тот же час. В это время она укладывала спать сына. Перед этим, как было заведено в семье, жена передавала трубку сыну, а Георгий Семенович ласково ему говорил: «Ложись, сынуля, спокойной ночи. Ботинки почистил? Все приготовил на завтра? Ложись... Спокойной ночи».

Положив трубку, майор спросил:

— У тебя невеста есть?

— Пока нет.

— Пора бы уже завести, — улыбнулся майор. — Спокойнее будешь. В том числе и в делах, на работе.

 

Со всех концов, куда направлялись запросы, приходили неутешительные ответы. Везде, как говорят, было чисто. И в Тарту, как и следовало ожидать, никаких следов не осталось.

Получая ответы и систематизируя все накопившиеся бумаги, я ломал себе голову в поисках выхода из создавшегося тупика. Антон, если верить заявлению Амурского, мог быть агентом абвера или какой-то другой службы немцев. Их было много в гитлеровской Германии, и все они соперничали между собою в услужении фюреру. Неизвестно, сколько раз Антона подсаживали в камеры, сколько на его счету жертв, предательств и других преступлений. Найти его, тщательно разобраться во всем, что он совершил, конечно, следовало, но как это сделать, никто, даже такой опытный контрразведчик, как майор Силенко, толком не знал. Существует розыск, но не существует определенной формулы розыска. Для каждого случая она своя, быть может, совсем неприменимая в иной ситуации. Георгий Семенович, знавший все тонкости своей работы, вспоминал из собственной практики розыски преступников со всеми подробностями, но я в его примерах не находил ничего такого, что можно было бы применить в данном конкретном случае. На вооружение безошибочно можно было взять лишь терпение и творческий подход, анализ и наблюдательность.

— Так что будем делать? — спросил меня майор. Этот вопрос я ждал от него. У Георгия Семеновича были уже, конечно, свои соображения, но он спрашивал подчиненного, чтобы тот не оставался пассивным участником операции.

— Ехать в Новороссийск, — ответил я.

— Зачем?

— Найти работников, которые трудились в предвоенные годы, рассказать им существо заявления Амурского, покопаться в следственных делах на разоблаченную немецкую агентуру в тот период. А может, и о нем что-то удастся там найти.

Майор задавал еще много вопросов. Таким образом он искал решения, проверял себя. Это был его метод, или, как он говорил, метода.