Найти друг друга - [57]

– Не лезь! Не твое дело! Иди лучше магазин поищи! Вечно эти мужики навязываются!

На шум прибежала хозяйка и, каким-то неведомым способом выяснив, в чем проблема, притащила Лане черную кружевную шаль, очень красивую. Насте она выдала черный крепдешиновый платок. Девочка, очарованная кружевом, пыталась совершить обмен, но тут уже упрямство проявила сеньора Леони. Она вернула шаль на плечи Ланы и погрозила Насте пальцем. Та кивнула, и ссора была забыта. Надо сказать, сеньора Леони, хозяйка комнат, в которых они жили, и сеньора Чиарелли – владелица кафе и магазинчика – всячески опекали Настю. Они явно пытались ее откормить, время от времени щупали тонкие руки девочки и неодобрительно качали головами.

– Я чувствую себя поросенком, которого собираются забить к Рождеству, – жаловалась Настя, уплетая порцию спагетти, на которую Лана взирала с ужасом.

Готовила сеньора Чиарелли божественно, тут спорить было невозможно. Все время, не занятое едой, Настя занималась рисованием. Она рисовала деревушку, любимый фикус сеньоры Леони, виллу князя, которую хорошо было видно с дороги, горы, закат и восход солнца. Ну, с закатом было просто, а вот ради восхода девочка поставила будильник на мобильном телефоне, который разбудил всех, кроме самой Насти. Маме пришлось расталкивать соню, чтобы она успела добежать с альбомом до старой конюшни на краю деревни, с крыши которой открывался прекрасный вид. А поскольку Марк по-прежнему не чувствовал себя в безопасности в этом мирном селении и его буквально преследовало воспоминание о запахе гари и мрачном взгляде Николо, он по большей части везде ходил за Настей, боялся отпустить девочку одну. Так что ему тоже пришлось встречать восход на крыше старой конюшни.

Они возвращались в Москву долго, потому что пришлось заезжать в посольство в Риме и оформлять должным образом свидетельство о смерти Вадима.

Всю обратную дорогу Лана была бледной, почти ничего не ела, периодически начинала всхлипывать. Марк встревоженно смотрел на любимую женщину. «Пожалуй, надо отвести ее к тете Симе, – думал он. – Это весьма похоже на нервный срыв, что, конечно, немудрено, я сам чуть не поседел, но все же как-то надо бороться». Они уже взлетели, обласканные родным «Аэрофлотом», и взяли курс на Москву, когда Марк заметил, что жена опять кусает губы, чтобы не расплакаться. В голову закралось нехорошее подозрение, что она оплакивает Вадима, потому что все еще любит его, и Лана, перехватив его взгляд, поняла, о чем он думает.

– Ты дурак! – процедила она сквозь зубы. – Я плачу не потому…

– Да? А почему?

– Потому что я ведь оформила тогда свидетельство о смерти… вдруг это я накаркала? – Она опять начала всхлипывать. А потом вдруг глаза ее округлились, и она рванула в туалет, зажав рот ладонью.

– Я же говорила, не надо было есть эту пиццу перед вылетом, – откомментировала Настя, которая после усиленной кормежки сеньоры Чиарелли отказывалась от всего, кроме фруктов и воды.

«К тете Симе, – решительно подумал Марк. – Сразу после того, как приедем. Это же надо выдумать – накаркала. Да еще накрутить себя до такой степени, что стало дурно!»

Настя, к его удивлению, держалась довольно спокойно. Только на таможне, когда ее попросили открыть сумку и спросили, что в шкатулке, она прошептала:

– Рисунки. Возила дедушке показать, но не успела… он умер… – Из глаз ее потекли слезы.

Таможенник, оценив красные глаза Ланы и мрачный вид Марка, кивнул сочувственно и не стал вязаться.

Они вернулись домой, все как-то стихло, стало спокойнее и лучше. Марк и Лана пропадали на работе, разгребали завалы дел и отдавали долги. Настя рисовала как заведенная, зная, что память недолго удерживает оттенки и краски, нужно спешить, пока она помнит, какого цвета были горы, тень от дома сеньоры Леони, черепица на ее крыше.

А потом Марк и Лана вернулись с работы и обнаружили дома накрытый стол, тетю Раю и торжественную Настю, которая, поджав губы, мешала салат.

– А какой сегодня праздник? – с интересом спросил Марк.

– Девять дней, – отозвалась девочка.

Марк вопросительно взглянул на тетушку, та молчала, слившись с креслом.

– Девять дней с тех пор, как мы вернулись? Ты путаешь, мы приехали во вторник, а…

– Девять дней со дня смерти деда! – сурово сказала Настя. – Ты, понятное дело, канона не знаешь, хотя мог бы и просветиться. – Марк растерялся. – Положено по христианскому обычаю поминать покойного на девятый и сороковой день.

– Настя, что ты несешь?

– А что, нельзя? Почему мы как нехристи живем?

– Наверное, потому, что твой отчим еврей, – сердито отозвался Марк.

– Не говорите глупостей! – вспыхнула Лана. – Настя, мы же отмечаем праздники – все, какие есть в календаре, по-моему. Но отмечать девятый день… – Она заколебалась.

– А потом будут сороковины, – сухо сказала Настя. – Вот тетя Рая, в отличие от вас, человек понимающий. Мы с ней вместе все приготовили и в церковь сходили, свечку за упокой поставили.

Лана и Марк обалдело уставились на тетю Раю, которая как ни в чем не бывало кивнула и сказала:

– Не спорьте, ничего плохого нет в том, чтобы вспомнить человека как положено. Мойте руки и садитесь за стол. Настенька, неси горячее.