Найти человека - [30]

Алексей Соболев из хутора Мокрый Лог написал мне, что вместе с матерью и сестрой находился в фашистском лагере Белое Болото. Ему было одиннадцать лет, сестренке — пять. Мать была убита. При наступлении Советской Армии фашисты погнали пленников по дорогам. И здесь девочка потерялась. Брат искал ее. «Не может быть, чтоб Маруся пропала. Непременно кто-нибудь из советских людей спас ее», — утверждал он.

Так и оказалось. Среди пленных была учительница Наталья Жукова. После освобождения она воспитала девочку.

Вера в людей — вот где корни незатухающей надежды.

Вспоминаю разговор в Хельсинки с одной финкой, сельской учительницей.

— Советские люди мне симпатичны, но только жалко, что вы неверующие, — сказала она.

— Мы неверующие… Но мы во многое верим. Мы — верящие люди, — засмеялась я.

Переводчик-финн тоже засмеялся и пожал плечами:

— Извините, не берусь перевести.

ИЗ ФИНСКОЙ ЗАПИСНОЙ КНИЖКИ

Утром ходила смотреть, как кормят уток на берегу залива. Обычно утки улетают на зиму, а в нынешнем году остались в Хельсинки. Старожилы предсказывали — зима будет теплой! Но утиные прогнозы не оправдались — холод собачий! Колючий ветер чуть не сорвал с меня мою московскую шубу. А финские юноши и сегодня в одних свитерах. Правда, я этому больше не удивляюсь. Пришел ко мне на днях в гостиницу финский студент, изучающий русский язык, тоже в свитере, без пальто. Студент показался мне довольно плотным, даже толстым, а потом стал худеть у меня на глазах: в комнате было очень тепло, и он, извинившись, снял свитер. Сначала один, потом другой, потом третий и остался в четвертом, неизвестно, в последнем ли. Финская молодежь предпочитает пять свитеров одной шубе.

На берегу было до того ветрено, что я быстро возвратилась в гостиницу. Там ждали меня две молодые, скромно одетые женщины. Одна из них пыталась говорить по-русски, но ей это так плохо удавалось, что я с трудом поняла цель их прихода. В конце концов разобралась: они подруги, их привели ко мне мои поиски, о которых сообщало финское телевидение. Та, что постарше, жена человека, чья биография связана с нашей страной: его мать была русской. Перед самой войной она с двухлетним сынишкой приехала в Финляндию и здесь вскоре умерла. Маленький Николас воспитывался в приюте. Сейчас ему тридцать лет. По словам жены, он часто говорит о своей Родине и все думает, не остались ли у него в СССР брат или сестра.

— Она и муж. хорошая чета, и ей надо сделать для него хорошо, — подбирая слова, объяснила мне добровольная переводчица.

Подругам важно было узнать — можно ли найти родных в другой стране?

Я объяснила, что, конечно, можно, через Красный Крест, что общества Красного Креста существуют в разных странах и связаны между собой. Мне пригодилась для примера давно мне известная история Зины Высокиной и Гаейтано Сардоне. В военный год из Орловской области среди других девушек была угнана в Германию Мария Высокина. Там, в плену, она познакомилась с итальянским военнопленным Гаейтано Сардоне. Они полюбили друг друга. Но после войны были репатриированы каждый в свою страну. Уже на родине у Марии родилась дочь Зина. Итальянец часто писал Марии, хотел приехать, но случилось так, что она тяжело заболела и умерла. Когда Зине исполнилось пятнадцать лет, она начала искать отца. Исполком Красного Креста обратился в итальянский Красный Крест. Отец Зины, Гаейтано Сардоне, был найден где-то в городе Леччо.

— Николасу тоже надо было бы действовать через Финляндский и Советский Красный Крест, — старалась я как можно понятнее объяснить подругам. — Но для поиска нужны хоть какие-то данные, а Николас ничего не знает о своих родных, кроме того, что мать его была русской. Девичья фамилия матери ему неизвестна. Искать его родных по советскому радио было бы тоже бесполезно, — ведь и воспоминаний у него никаких нет.

Так и не удалось мне ничем помочь Николасу, который тянется к Родине, хотя помнить ее не может. Думаю, что его стремление найти брата или сестру в СССР вызвано желанием почувствовать живую связь со страной, где он родился. Не смогла я помочь и жене Николаса, которой «надо сделать для него хорошо».

_____

Удивительное дело! В начале поиска все пишут: «Верю, что мама жива!», «Верю, что увижу братьев», «Верю, что родные найдутся».

А когда родные найдены, те же люди пишут: «Не верю, что нашлась моя мама», «Не могу поверить, что после стольких лет разлуки я встретился с братьями», «Не верю, что мои родные нашлись».

В моей комнате целая картинная галерея. И все одни собаки.

Дети рисуют овчарок, лаек, пойнтеров и присылают их мне как бы в помощь с такими подписями:

«Пускай эта собака вам поможет побольше людей найти».

«Возьмите эту овчарку с собой в разведку».

«Моя собачка маленькая, но умная, она вам поможет».

Бывает, что мельком сказанная фраза задержит на себе внимание и никак не выходит из головы. В одном из писем меня остановили такие слова: «Когда мне было шесть дет, меня взяла к себе хорошая женщина, прожила я у нее год, а потом она опять сдала меня в детский дом».

Хорошая женщина?! За год ребенок, наверно, привык к ней, привязался, называл ее мамой… Правда, была война, кто знает, какие внезапные события могли заставить женщину так поступить… Но если не война была причиной, то такому поступку нет названия — взять ребенка, а потом его вернуть за ненадобностью. Вернуть, как вещь, взятую напрокат?..