Найду и удержу - [11]

— В пять я уже посылала, есть еще три…

— Добавь парочку и по новой — во все места. По электронной почте.

— Зачем посылать в прежние? — удивилась Надя.

— Но там же не читали, пускай потрудятся.

Надя забрала дискету, распечатку и ушла к себе.

Сидя в троллейбусе и вспоминая об этом, Варя испытывала удовольствие. Не просто потому, что помогла Наде найти работу, а от того, что смогла понять то, чего, казалось, ей никогда не понять. Других людей.

Еще недавно она не смогла понять одного человека — и погорела. А сейчас могла управлять другими. Она поняла главное — все люди подчиняются одним и тем же законам жизни, эти законы надо усвоить. Тогда все, кто тебе нужен, твои. И если ты кого-то для себя найдешь и захочешь удержать — он твой.

Варя потянулась к заиндевевшему окну троллейбуса, сдернула с руки перчатку, дохнула на указательный палец и прижала к стеклу. Под теплым пальцем протаяла дырочка, Варя увидела, что ей надо проехать еще две остановки.

Она прикрыла глаза. Теперь она уже могла без боли вспоминать о Юрии и о себе, наивной девочке. Если бы тогда она понимала людей так, как сейчас, никогда бы с ней не произошло того, что произошло.

Не было бы обиды, которая мучила Варю столько времени после возвращения домой с острова Сааремаа.

Троллейбус раздвинул гармошку дверей, Варя вышла и привычно взглянула на свои окна на пятом этаже. Они темные. А какие еще они могут быть? Мать уехала с Сергеем Викторовичем, за которого она, похоже, все-таки выйдет замуж. Смешная, она думала, что дочь ничего не понимает. Уходя к нему в соседний подъезд, мать говорила, сделав серьезное лицо, что идет поработать в лаборатории — хорошо посидеть там в полной тишине и одиночестве над отчетом.

Родион Степанович укатил на биостанцию, что в десяти километрах от города. Он называл ее птичьей станцией, что чистая правда.

Варя вошла в квартиру и зажгла свет. Она любила полное сияние люстр, россыпь огней. Но это с недавних пор. Прежде даже телевизор смотрела, не включая свет. Как будто старалась укрыться от всех.

Теперь в этом нет никакой нужды, а главное — желания. Она излечилась от прошлого, оно стало одним эпизодом в ее жизни. Таким, который научил ее, что даже самую неприятную ситуацию в жизни можно обратить себе на пользу. Поумнеть, например.

Варя открыла холодильник и налила из бутылки минеральной воды без газа. Взяла стакан и села на диван. Она включила магнитофон, комната наполнилась весенними голосами птиц.

Теперь она не боялась весны и голосов птиц, хотя они напоминали ей о той весне, когда она влюбилась в Юрия…

Родион Степанович пользовался допотопным магнитофоном. Они с матерью много раз предлагали ему сменить технику на новую. Но он упорствовал, утверждая, что аппарат под названием «Весна» обладает качествами, которых нет даже у новых моделей. Он позволяет прокручивать голоса птиц в медленном темпе, а значит, раскладывать пение на ноты…

Варя никогда не училась музыке и не спорила. Мать отмахивалась, у нее полно своих дел, она редко бывала дома, потому что по работе часто уезжала в экспедиции. В основном на Север. Предмет ее собственной научной страсти — горностаи, обладатели царственного белого меха, живут и роскошествуют, как она говорила, имея в виду условия для их обитания, в ханты-мансийской тайге.

Дедушка был главным воспитателем Вари с тех пор, как бабушка отошла в мир иной. Это случилось в предпоследний Варин школьный год, они с дедом были друзьями и поддерживали друг друга как могли.

Дедушка и сейчас преподавал в сельскохозяйственном институте, но его расписание не было таким напряженным, как прежде. Больше всего он любил заниматься аспирантами. Он брал одного, вел его к успеху, потом — следующего. Одним из них и был Юрий.

5

… — Сегодня придет к нам будущий ученый муж, — объявил он Варе, когда она усаживалась за курсовую работу по ветеринарии. Варя училась тогда на первом курсе дедушкиного института.

— Кто это? — спросила она, чувствуя, как сердце дернулось. Она втянула носом острый ветер из форточки. Как странно, но ни в какое другое время года, кроме весны, воздух не пахнет вот так — то ли антоновкой, то ли редиской. От последнего сравнения ей стало смешно, она громко хмыкнула.

— А чего ты смеешься? На самом деле очень талантливый парень — Юрий Выйк.

— Кто-о? — протянула она. — Какая смешная фамилия.

— Он из Эстонии, — объяснил Родион Степанович.

— А-а, — отозвалась Варя. — Поэтому фамилия такая странная.

— Так что, Варвара, прибери-ка нашу берлогу, — он окинул взглядом гостиную, — да как следует.

— Эта часть берлоги, — сказала она, оглядывая гостиную, — в полном порядке. А вот та, в которой ты…

— Ее не тронь! — горячо перебил ее Родион Степанович, протестуя, он даже поднял руку.

— Но ты ведь будешь заниматься с ним в своем кабинете?

— Буду. Но сперва мы попьем чаю в гостиной. В Эстонии, насколько мне известно, люди неспешные, они любят порядок, все раскладывают по полочкам. С ними нельзя, как с нашими, делать дела наскоком.

— А ты собираешься делать с ним дела? — спросила Варя. — С этим Юрием Выйком?

Ей по какой-то странной причине хотелось говорить и говорить о незнакомце, который к ним придет. Хотя она никогда не видела этого Юрия Выйка. Но то ли весенний ветер, то ли странная фамилия, а может быть, томление, которое все чаще охватывало ее, виноваты. Ее сердце подпрыгивало, вгоняя бледные щеки в краску, а тело требовало чего-то такого, чего оно до сих пор не знало, но жаждало… В общем, словами она все это не могла объяснить.