Найди меня - [36]

Однако потом, возможно, стараясь найти торопливое объяснение нашим улыбкам, он сказал:

– Вы пришли сюда ради музыки, а я – ради отца. Он умер почти тридцать лет назад, но здесь ничего не меняется. – Он хихикнул. – Тот же сидр, те же запахи, те же старые монашки, те же душные ноябрьские вечера. Вы любите ноябрь?

– Иногда, но не всегда.

– Я тоже не люблю. Я и церкви не люблю, хотя, пожалуй, люблю приходить сюда такими вот вечерами… Ну и me voici, вот он я.

Я чувствовал, что у него заканчиваются темы для разговора, но он неловко пытается продолжить нашу беседу. Повисло молчание. Снова теплая, очаровательная улыбка – смесь мудрости, иронии и капельки грусти, предупреждающих, что в этом вежливом и, возможно, несчастном человеке нет никакой легкости.

Когда мы увидели, что участники «Квартета», шаркая ногами, возвращаются на свои места, и настало время Бетховена, мой новый знакомый спросил меня, где я сижу. Я не понял, почему он спрашивает, но указал на место с краю на одной из последних скамей, где оставил рюкзак и куртку.

– Разумный выбор. – Он понял почему и добавил: – Только не ускользайте.

Я решил, что он просит меня дать «Квартету» еще один шанс и не сбегать с концерта (хотя после Гайдна я и так уже изменил свое мнение и больше не собирался уходить до конца выступления). Однако потом, пытаясь внести ясность, я спросил без обиняков:

– Хотите, чтобы я вас подождал? – Возможно, я неправильно выбрал интонацию. Я как будто спрашивал пожилого человека, не нужно ли придержать ему дверь, пока он справляется со своими ходунками. А потому исправился: – Я подожду вас на улице.

Он ничего не сказал; просто кивнул. Но то был не утвердительный кивок, означающий «да»; то был задумчивый, рассеянный, невеселый кивок человека, который обычно предпочитает не верить ни слову из услышанного.

– Да, почему бы и нет, подождите меня, – наконец сказал он. – И меня зовут Мишель.

Я представился. Мы пожали друг другу руки.

Я был уверен, что он уйдет после первой части, но полчаса спустя мы, как и обещали друг другу, встретились на ступеньках церкви. Вот только у меня возникло чувство, что он забыл о нашей встрече. Он разговаривал с какой-то парой, и они втроем, кажется, собирались куда-то пойти. Однако, завидев меня, он повернулся, а потом торопливо попрощался со своими знакомыми и пожал им руки. Он извинился, что не представил меня. Я был занят наматыванием шарфа, тем самым показывая, что извинения ни к чему. Я поймал себя на том, что изображаю удивление: ах, он все-таки меня дождался и не забыл, что мы договорились встретиться после концерта? Или, быть может, остался лишь для того, чтобы еще раз попрощаться, прежде чем мы пойдем каждый своею дорогой?

В ответ он предложил зайти перекусить в маленькое бистро неподалеку от церкви, через мост. Я сказал, что оставил свой складной велосипед здесь рядом. Можно я отстегну его и возьму с собой? Конечно. Было около десяти часов вечера воскресенья, и улицы сделались почти пустыми.

– И я угощаю, – пояснил он, чтобы я не беспокоился о деньгах. Я согласился. Наша прогулка мне понравилась, в особенности потому, что во время концерта шел дождь и теперь камни мостовой блестели в свете фонарей.

– Прямо как на фотографии Брассая[13], – заметил я.

– И правда, – сказал он. – И чем вы занимаетесь, помимо того, что играете на фортепьяно?

Я заметил, что он часто начинает предложения с «и», возможно, чтобы смягчить отрывистость, отсутствие переходов между несвязанными темами разговора, в особенности когда хотел узнать что-то более личное. Я сказал ему, что преподаю в консерватории. «Вам нравится преподавать?» – «Очень». Потом я рассказал, что раз в неделю бесплатно, удовольствия ради, играю в пиано-баре роскошного отеля. Он не спросил, как называется отель. «Тактичный, – подумал я, – или просто хочет показать, что он не из тех, кто сует нос не в свои дела».

На мосту мы заметили двух бразильских певцов, мужчину и женщину, вокруг которых столпился народ. У мужчины голос был высокий, а у женщины низкий и хриплый, и вместе они звучали прекрасно. Я перестал волочить велосипед и ненадолго остановился, придерживая руль рукой. Мишель тоже остановился и взялся за руль с другого конца, будто бы помогая мне удерживать велосипед в равновесии. Видно было, что мой новый знакомый чувствует себя неловко. Когда молодые певцы закончили свою песню, люди на мосту захлопали, приветствуя их выкриками, и пара тут же начала новый дуэт. Я хотел послушать начало второй песни и не двигался с места, однако вскоре после того, как они запели вновь, мы решили уйти; когда же мы оказались на противоположном берегу, до нас донеслись аплодисменты: певцы допели свою песню. Мишель заметил, что я обернулся, обернулся сам и увидел, как мужчина опустил свою гитару, а женщина начала обходить толпу со шляпой в руке. Он спросил, узнал ли я эту песню. Я сказал, что да. А он?

– Вроде бы. Кажется, да. – Но было понятно, что песня ему совершенно незнакома и он чувствует себя не в своей тарелке, слушая бразильскую музыку на мосту.

– Это песня о мужчине, который приходит домой с работы и просит свою возлюбленную одеться и выйти с ним на улицу потанцевать. На их улице так весело, что в конце концов весь город охватывает ликование.