Навстречу Нике - [22]

При моём появлении слониха захлопала большими ушами, перестала что–то выискивать хоботом в корыте, наполненном крупно нарубленными варёными овощами и уставилась на меня маленькими глазками.

У слонов был завтрак. Служитель сказал, что сейчас принесёт еду для слона и его сына, и вышел в соседнее помещение.

Слон был огромный. Из его морщинистой серой кожи, как мне показалось, кое–где росли былинки и даже кустики. Он настолько добродушно покачивал хоботом, что я позволил себе без всякого опасения приблизиться к Каратику. Малыш был почти такого же роста, как я. Погладил его по голове.

Вдруг слониха угрожающе взвизгнула. Я отдёрнул руку и в этот момент почувствовал, что поднимаюсь в воздух.

Марина хохочет. Ты же ничего не понимаешь, напряжённо глядишь на меня.

— Ничего смешного! Во всяком случае, тогда было не до смеха. Слон обвил меня хоботом за талию и медленно поднимал к бетонному потолку. Мог разбить об него мою башку, как яйцо, или швырнуть на пол, растоптать.

Сверху увидел я перепуганное лицо служителя, внёсшего таз со свёклой.

Он шваркнул таз на пол, кинулся за дверь, вбежал обратно с веником. Слон, издав трубный звук, начал плавно опускать меня. Бережно поставил на ноги. Схватил хоботом веник и отправил его в рот. Начал медленно, со смаком жевать. Служитель сказал, что это – вкуснятина для слонов.

— Я тоже хочу веник! – заявляешь ты.

— Не мешай папе рассказывать. Тебе уже спать пора. Десятый час.

— Ладно–ладно, сейчас кончу. После этого приключения я ещё чуть ли не месяц добросовестно, как на работу, ездил по утрам в Зоопарк, изучал повадки рыб, обезьян, вообще млекопитающих – хищных и травоядных, а также жизнь гадов – змей и крокодилов. Познакомился и подружился с ягуарёнком Примой. Узнал, что в Зоопарке работает какой–то старик–служитель, который не раз видел приходившего сюда Льва Толстого и даже беседовал с ним!

Миновали оттепельные, слякотные новогодние праздники. В начале января вновь ударили морозы, да такие, что в ГУМе, в жилых домах замерзало отопление, взрывались газовые трубы.

…В двух свитерах, в пальто с меховым воротником и ватиновой подкладкой, в шапке–ушанке шёл ваш папа Володя по аллее Зоопарка. В небе ещё светили звезды. Снег скрипел под подошвами валенок. Подойдя к незаметно стоящему у забора каменному домику, покрытому облупившейся коричневой краской, я нажал кнопку звонка у двери, и дряхлый старик–служитель впустил меня в тесную дежурку, где первым, что я увидел, был стоящий на электроплитке кипящий чайник. Для согрева стакан чая и сухие московские бараночки были мне немедленно предложены. Сидя на табуретке, я благодушно расстегнул пальто, попивал чай и расспрашивал о Льве Толстом.

Конечно же, старичок ничего особенного не смог сообщить о великом писателе, кроме того, что тот тоже, как я, носил валенки. Толстой имел совершенно седую бороду, а шапочка у него была круглая, без ушей.

— Назвал своего прохиндея в честь его имени, – сказал служитель, берясь за ручку ведра с оттаявшей навагой. – Сжирает за утро сколько ни дашь.

— Это кто же?

— Морской лев.

Едва мы показались из дежурки, морской лев Лёва с шумом и брызгами вынырнул из обложенного потрескавшимся кафелем небольшого бассейна.

Служитель встал на край этого водоёма, где помимо Лёвы в изобилии плавали его какашки, автомобильная шина и детский мячик, поставил ведро рядом с собой и начал подбрасывать в воздух рыбку за рыбкой. Животное высоко выпрыгивало из воды, хватало на лету навагу, с грохотом плюхалось обратно, чтобы взвиться за новой порцией. Нет, это ластоногое ничем не было похоже на Толстого, зато оно оказалось копией другого лично знакомого мне писателя – Виктора Борисовича Шкловского! Круглая, безволосая голова, маленькие живые глазки, белые щетинистые усы.

Навага в ведре убывала. Мне тоже захотелось покормить Лёву. Кто знает, представится ли ещё когда–нибудь такой случай!

Смотритель передал мне ведро и вышел в дежурку.

Морской лев с восторгом принимал угощение из моих рук.

— Чай пить ещё будете? – крикнул старик.

Нагибаясь к ведру, чтобы взять одну из последних наваг, я замешкался, повернул голову в сторону дежурки, чтобы ответить. Мощный удар ластом сбросил меня в ледяную, вонючую воду.

В валенках, разом отяжелевшем пальто, шапке–ушанке я беспомощно отбивался от обрадовавшегося зверя. Конечно, ему было скучно торчать здесь в одиночестве. Он был явно настроен поиграть. Легко куснул меня за плечо. Ластом подтолкнул ко мне мячик.

Я заорал от страха. Служитель был уже тут как тут. Матерясь, махал в воздухе одной рыбиной, другой. Пока лев Лёва подпрыгивал за ними, я судорожно уцепился за скользкий край бассейна и ухитрился вылезти. С меня текло. Один валенок остался в воде.

Примерно через час, переодетый добрым служителем в другие валенки, стёганые брюки и куртку, я ехал в троллейбусе № 8 со свёрнутой в узел своей гнусно пахнущей одеждой… Вечером мама Белла заставила меня вынести всё это на помойку.

— Ника давно заснула, – говорит Марина, – и не узнала, как мог бесславно погибнуть её папа.

— Ничего! Прочтёт.

29

Я давно предчувствовал, что может наступить этот момент. Только что твоя ручка была в моей. Мы стояли у входа в загадочную, как пещера Алладина, лавочку пряностей, увешанную гирляндами разнообразных тропических перцев, пучками высохших растений, длинными бусами из похожих на орехи невиданных плодов. Мне захотелось их потрогать.