Наверно это сон - [15]

— О, какая бессмыслица! — она снова нажала на собачку, посмотрела на лампу и, потом, в окно.

Давид почувствовал, как растет в нем раздражение. Зачем четверги так быстро наступают? Он начинал ненавидеть их не меньше, чем воскресенья.

— Почему им надо так долго доказывать, пока они что-нибудь поймут, — она неодобрительно поджала губы. — Ладно, ничего не поделаешь, надо идти. Посуду я вымою потом, — она открыла дверь и погасила свет.

Смущенный Давид последовал за нею в коридор, где было холодно и горела газовая лампа.

— Мы идем наверх, к миссис Минк, — она бросила торопливый взгляд сквозь перила, — ты сможешь поиграть с твоим другом Иоси.

Зачем она все это затеяла, удивился Давид. Он не говорил, что хочет играть с Иоси. В действительности ему вовсе даже не хотелось с ним играть. Почему она не скажет напрямик, что спасается бегством, вместо того, чтобы вину за их уход из дому сворачивать на него. Он знал, почему она смотрела сквозь перила.

Мать постучала в дверь. Дверь открылась, и на пороге появилась миссис Минк. Увидев мать, она засияла.

— Хэлло, миссис Шерл! Хэлло! Хэлло! Входите! она возбужденно почесывала свои тусклые черные волосы.

— Я надеюсь, вы не сочтете, что я пришла не вовремя, — мать виновато улыбалась.

— Нет, чтоб я так жила! — миссис Минк перешла на идиш. — Добро пожаловать! Гость — самая большая редкость у меня! — Она притащила стул: — Садитесь, пожалуйста.

Миссис Минк была плоскогрудой женщиной с желтоватой кожей и маленьким лицом. У нее были узкие плечи и тощие руки. Давид всегда удивлялся, когда видел ее, как такая тонкая кожа на шее может удержать такие тяжелые, распухшие вены.

— Я уже думала, что никогда не буду иметь удовольствия видеть вас в своем доме, — продолжала она, — как раз на днях я сказала нашей домохозяйке: "Смотри, мы с миссис Шерл соседи, а ничего не знаем друг о друге. Я не смею пригласить ее в свой дом. Я боюсь. Она такая гордая".

— Я — гордая?

— Да нет, не гордая, а достойная! Вы всегда ходите с поднятой головой — вот так! И даже на рынок вы одеваетесь, как леди. Я всегда смотрю на вас из окна. И я говорю своему мужу: "Иди сюда! Смотри, это она! Видишь, какая она высокая!" Его нет дома, этого чучела. Он поздно работает в своем ювелирном магазине. Он так расстроится, когда узнает, что вы приходили без него.

Давид начал уставать от быстрого потока слов миссис Минк. Он оглянулся и увидел, что Анни наблюдает за ним. Иоси нигде не было видно. Он потянул мать за руку и, когда та нагнулась, спросил, где Иоси.

— Иоси? — миссис Минк прервала себя ровно настолько, чтобы произнести "он спит"

— Не будите его, — сказала мама.

— Ничего, ничего. Я хочу послать его в "деликатес— сен" за хлебом. Иоселе! — позвала она.

Иоси недовольно захрапел в ответ.

— Сейчас появится, — успокоила миссис Минк.

Через несколько минут показался Иоси. Один чулок волочился по полу, и он наступал на него, сонно шаркая. Он мигал и подозрительно смотрел на мать Давида. Потом повернулся к Давиду:

— Почему твоя мать здесь?

— Просто пришла.

— Зачем она пришла?

— Не знаю.

В этот момент прихромала Анни.

— Подтяни чулок, ты, слюнтяй!

Иоси послушно натянул чулок. Давид заметил, как плотно натянут белый чулок на ноге Анни под железкой.

— Так ты будешь у нас? — спросил Иоси серьезно.

— Да.

— Ура! Пойдем в другую комнату, — он схватил Давида за руку, — я тебе...

Но Давид остановился.

— Я иду в другую комнату, мам.

Повернувшись от болтающей миссис Минк, мать грустно улыбнулась ему и кивнула.

— Я покажу тебе, что у нас есть, — Иоси потащил его за руку.

Пока Иоси о чем-то болтал, Давид осматривал комнату. Он никогда здесь не был. Анни всегда преграждала в нее дорогу, как будто это была священная земля. Он увидел комнату, освещенную газовой лампой и уставленную темной, громоздкой мебелью. Посредине стоял круглый стол со стеклянной крышкой, и вокруг него стулья такого же темного цвета. Одна стена была закрыта сервантом, другая — бюро, третья — трельяжем, в углах стояли какие-то ящики. Все это было огромно и стояло на безвкусных резных лапах. Над мебелью, на стене висели две пары пожелтевших погрудных портретов. Две морщинистые женщины с неестественными копнами черных волос и двое бородатых стариков в ермолках и с пейсами. С выражением суровой враждебности смотрели они на Давида. Преграждая дорогу к окну, стоял словно на карачках разлапистый стул, обитый пурпурным плюшем. На нем были вышиты злые попугаи различных оттенков. Большая скучная кукла с золотыми локонами и в фиолетовом платье сидела на стеклянной поверхности стола. После их собственной просторной комнаты, в которой почти не было мебели, Давид испытывал здесь смущение и какое-то странное тепло.

— Это в шкафу, в спальне, — сказал Иоси, — подожди немного, я тебе покажу, — он пропал в сумраке смежной комнаты.

Давид слышал, как он открыл дверь и возился в шкафу. Потом он вернулся, и в руках у него была странная железная клетка.

— Знаешь, для чего это? — он держал клетку перед глазами Давида.

Давид осмотрел ее:

— Нет. Что вы с ней делаете?

— Она может ловить крыс, вот что мы с ней делаем. Видишь эту дверцу? Сюда входит крыса, — он открыл дверцу, — сначала надо повесить что-нибудь на этот крючок. И тогда крыса входит. У нас была большая толстая крыса в доме. Мы слышали, как она ходила по ночам. И отец купил эту штуку, а мать повесила кусок шмалца.