Навеки твой, Лео - [29]

Он выходит из-за стойки, садится на табурет рядом со мной, я поворачиваюсь к нему, и он берет меня за руку:

— Я просто думал о том, как здорово, что ты сегодня со мной. И еще я подумал, какая ты молодец, что не ожесточилась из-за своего прошлого. В тебе нет ни грубости, ни горечи, ничего такого нет в твоих жестах, улыбке, глазах, в том, как ты относишься к людям, как дорожишь теми, кому посчастливилось завоевать твою любовь, и в этом ты вся. Жизнь, очевидно, отняла у тебя много сил и принесла много обид, но ты полагалась на себя, чтобы пройти через это, и не стала ни циничной, ни холодной. Собственно, об этом я и думал.

С моих ресниц скатывается слеза. Ничего не могу поделать. Джейк медленно рисует большим пальцем круги на моей ладони и смотрит на меня своими задушевными карими глазами. Тут я окончательно влюбляюсь в него, как будто не сижу на его кухне, а лечу вверх тормашками. Слишком быстро и совершенно нелепо. Но это именно так.

Он улыбается мне и жестом указывает на маленький стеклянный столик в обеденной зоне рядом с баром. Я встаю и иду туда, Джейк достает из ящика стола две скатерки, кладет их на стол, раскладывает салфетки и столовые приборы для каждого из нас.

Пока я усаживаюсь, он снова идет на кухню и возвращается с тарелками и бутылкой вина.

Он снова наполняет бокалы, и мы принимаемся за еду. Она совершенно восхитительна.

— Вот теперь я действительно под впечатлением, — говорю я. — Потрясающе. — Так оно и есть. Стейк нежный и сочный, картофель восхитительно пряный, с хрустящей корочкой снаружи, мягкий и пушистый внутри. Салат свежий, хотя и из пакета, и это идеальное дополнение к ужину, который Джейк приготовил из ничего.

Несколько минут мы едим молча, потом я спрашиваю:

— Расскажешь мне о своих родителях? От чего умер твой отец? — Я смотрю на него, боясь, что затронула болезненную тему, но он тут же отвечает:

— Сердечный приступ. Это было неожиданно. Он продержался неделю, но потом оторвался тромб. Это и стало причиной смерти.

— Прости меня, Джейк. — Я замолкаю, потому что его лицо, как мне показалось, стало жестким. — Тебе, должно быть, не хватает его.

Он вздыхает.

— Да, не хватает. Я потратил впустую столько лет на стычки с отцом, а теперь ничего не вернуть.

— Мне очень жаль.

Он слегка улыбается.

— Все в порядке. Правда. То есть долгое время не было в порядке, но все к тому идет. — После короткой паузы он продолжает: — Теперь-то я понимаю, что в жизни есть много путей. Одни из них мы выбираем сами, другие кто-то выбирает для нас. Я имел дело с кучей дерьма, как и многие, и не раз делал дурацкий выбор. И отвечаю за это только я. Но единственное, что мы получим, пытаясь выяснить, куда бы нас привел другой путь, — это вопросы, на которые нет ответов, и горе, которое невозможно исцелить. Как бы мы там ни оказались, все, что мы можем сделать, это двигаться вперед с того места, где мы находимся.

Он снова замолкает и говорит:

— Я расскажу тебе обо всем, Эви. Ты отдала мне такую большую часть себя, и я хочу отдать тебе себя, но не сегодня. Сегодня вечером я хочу наслаждаться ужином и тобой, а не ворошить кучу дерьма, которое только испортит настроение. Согласна?

— Хорошо, — шепчу я, потому что он прав. Я чувствую, что знаю о Джейке одновременно все и ничего, как это может быть? Я знаю, как трудно делиться болезненными вещами, знаю, что к этому нужно быть готовым. Никакое давление извне не поможет. И еще я знаю, что человек, сидящий рядом со мной, — хороший. С каждой минутой я убеждаюсь в этом все больше. Остальное приложится. Ведь у каждого есть прошлое.

Он хватает меня за руку и сжимает ее, мы заканчиваем ужин, и я помогаю ему убрать со стола, ополаскиваю посуду и ставлю в посудомоечную машину, а он бросает сковородки в раковину отмокать.

Извинившись, я иду в туалет, а когда возвращаюсь, Джейк берет меня за руку и ведет к дивану. Джейк притягивает меня к себе на колени так, что я сижу, оседлав его, а потом его глаза становятся томными, и боже, это прекрасно. Я прижимаюсь губами к его губам и уже не могу удержаться. Я облизываю складку его губ, и они открываются для меня, и на этот раз уже я издаю стон, когда он обхватывает ладонью мою голову и наклоняет ее так, чтобы он мог погрузить язык глубже, и мы целуемся, как будто не можем насытиться друг другом, и если бы стадо зебр в этот момент промчалось через гостиную, мы бы и ухом не повели.

Из глубины его горла исходит рычание, и я чувствую поток влаги у себя между ног. Я опускаюсь к нему на колени, и Джейк отрывает свой рот от моего.

— Черт! — сдавленно произносит Джейк, и его глаза пылают. — Боже, Эви, как же с тобой хорошо. — Он тяжело дышит.

— Джейк, — говорю я, тоже тяжело дыша, — сегодня я не буду спать в гостевой.

Его глаза наполняет облегчение, дыхание со свистом вырывается изо рта, и он говорит:

— Черт возьми, слава богу.

Он встает, все еще держа меня на руках, я обхватываю его ногами за талию, и он несет меня по коридору в спальню, осыпая поцелуями.

Глава 14

Джейк толкает плечом полуоткрытую дверь спальни. Хотя комната освещена тускло, я вижу, что она обставлена в том же духе, что и остальная часть квартиры. У дальней стены огромная — именно огромная — черная кровать с пологом, два гладких черных комода, по бокам от кровати — белые тумбочки. На полу — белый пушистый коврик, имитирующий шкуру животного. Постельное белье вроде бы темно-серое с белым, хотя из-за слабого освещения не могу сказать точно. Единственный свет исходит, как мне кажется, из ванной.