Навеки твой - [47]

— Сплетение голосов, — кивнула Райманн, будто этот образ не произвел на нее впечатления. — А что потом? — Меня охватила паника, и я проглотила ваши пилюли.

— Прошу прощения, это не мои пилюли. Я их прописала вам. Без них никак не обойтись. Впрочем, через них я сохраняю связь с большинством моих пациентов. И какое действие произвели на вас таблетки?

— Они подействовали.

— А поточнее?

— Я почувствовала себя словно пьяная и видела призраков. Семейные фотографии на стене начали оживать. Мой брат Али стал как в жизни. Мне вспомнилась сценка из детства. Это был как сон из прошлого, только очень реалистичный.

— Где происходило действие сна?

— В моей голове.

— Но, к сожалению, еще и на улице, где вы втянули в участие еще и прохожих.

— Дальше я ничего не помню. После того как я вышла за дверь, память отключилась.

— И где включалась снова?

— В больнице.

— Это поздно!

— Нет, это был ранний час, как мне показалось.

— Вы снова говорите правду. С вами не соскучишься! — заключила Райманн.

— С вами тоже, — усмехнулась Юдит.

Врач поднялась со своего места, взяла Юдит за плечи, глубоко вздохнула, словно гимнастка перед подходом к брусьям, и вынесла заключительный вердикт: вы не типичная пациентка, потому что сохранили способность иронически оценивать ситуацию. Это не согласуется с картиной болезни. И вы довольно своенравная пациентка, не позволяете помочь себе. У вас в голове сложный узел, но совершенно очевидно, что вы никого туда не пускаете. В качестве напутствия мне хотелось бы дать вам простую рекомендацию: ищите начала! Вернитесь туда, с чего началась проблема. Мои глубокоуважаемые коллеги и соратницы охотно придут вам на помощь. Без помощи я вас больше не выпущу. Юдит не пришло в голову ничего лучшего, чем не отвечать вовсе, поэтому она всего лишь кивнула.

— И прошу вас, — крикнула вслед Райманн, — когда вас будут выписывать, не забудьте свои таблетки, не мои, но ваши, и принимайте их ежедневно точно в такой дозировке, какую предписали! В противном случае очень скоро у вас начнется третья часть рискованных похождений под управлением неизвестного лица.

3

С того дня как он с мамой пришел охранять ее кровать в больничном заведении, она больше не испытывала перед ним страха. Скорее боялась саму себя, но это доставляло не меньше неприятностей. На Ханнесе проецировались ее болезненные мысли, и, исчезни он навсегда, за углом ее подкарауливал бы другой не менее достойный преемник. «Червяк» в голове Юдит вырос до узла толщиной в кулак, и с каждой ночью набирал крепости. Как же ей нащупать начало болезни, начало той нити, которая превратилась в запутанный клубок, то самое начало, от которого она бежала, потеряв разум?

Лучше всего Юдит чувствовала себя после того, как период безропотного смирения перед судьбой переходил в состояние апатии, к чему местный персонал, к счастью, был готов и имел под рукой все необходимые средства. Чем больше врачи и медсестры беспокоились по поводу того, сколь скверно протекает ее болезнь, тем спокойнее становилось Юдит. Это означало, что она еще задержится в стационаре на какое-то время. Лучшей защиты для себя она не могла организовать.

Через несколько дней она снова принимала у себя в отдельной выкрашенной в белый цвет палате, чей скупой интерьер охранял истосковавшийся по влаге филодендрон, посетителей — Герда и всех остальных, кто несокрушимо верили в возрождение прежней Юдит. С каждым визитом у них получалось играть эту роль все профессиональнее, и пациентка награждала их за это улыбкой.

Ночи в больнице протекали без сенсаций, даже с учетом того, что от глубокого сна после пробуждения оставалось впечатление искусственности, тем не менее тревожившим ее голосам, похоже, прописали стационарный период молчания. И только люстра с кристаллами из Барселоны не выходила у нее из головы. Порой Юдит посещали мысли о покупательнице — как ее звали: Изабелла Пермазон? — урвавшей для себя такое сокровище. И с чего она решила, что уже слышала однажды это имя или где-то прочла? — А поскольку это была пока что ее последняя загадка, то она была непрочь и поразмыслить на данную тему. После очередной неудачной попытки докопаться до истины Юдит всегда немного радовалась. Потому что в короткие периоды размышлений об Изабелле Пермазон успевала почувствовать, что в ее голове работало по меньшей мере еще нечто. Большую часть остававшегося времени она практиковала духовное лежание в покое на низком уровне, не выше матраца на ее казенной кровати, которую она, будь ее воля, никогда бы больше не покинула.

4

Первым ярким просветом в стекольном мутно-матовом существовании в роли пациентки больницы стала Бьянка.

— Девушка, ты — сама сияющая жизнь! — не удержалась от восторга Юдит. Прозвучало как у прабабки на смертном одре.

— А вы, честно признаться, к сожалению, нет, начальница, — возразила Бьянка. — Выглядите измотанной. По мне, так вам срочно нужно на свежий воздух. А потом в парикмахерскую.

При этом Бьянка не вызывала у Юдит зависти, так как мама Юдит заботилась о магазине во время ее отсутствия.

Тебе с ней тяжело? — спросила Юдит.

— Нет, вовсе нет, — ответила Бьянка. — Ваша мама во многом очень похожа на вас.