Наука под гнетом российской истории - [122]

Сегодня еще господствуют в среде наших ученых «идеалы высокой научности», унаследованные от российской науки XIX века. В те времена ненужность русской науки была столь очевидной для ученых, что они пытались даже узаконить процесс чистого поиска, т. е. постановку научных проблем без оглядок на их практическую пользу, в Уставе Академии наук, когда в 40 -60-х годах развернулась дискуссия по реформе Академии. Этот образ «чистой науки» стал ведущим для Российской Академии. Его не могли истребить даже постоянные требования внедрять результаты научных разработок в народное хозяйство. Что толку требовать, если само это хозяйство было столь экономически инертным, что крайне болезненно воспринимало любые инновации и продолжало функционировать в плановом режиме, десятилетиями не меняя привычные технологические схемы.

Ученые делали вид, что внедрили свои наработки, а производственники, что во всю используют новейшие достижения науки.

В настоящее время, когда, казалось бы, создается почва для реального воздействия наукоемких технологий на производственный процесс, в сознании ученых начинает вызревать новый образ науки, реально соединяющий поиск и интерес, результат и выгоду. Это, конечно, не означает, что дух познания сменяется духом предпринимательства. Просто сама жизнь заставляет на-уку, наконец-то, заняться теми проблемами, которые уже сегодня могут дать реальную экономическую выгоду. Причем вовсе не обязательно эти проблемы должны вписываться в круг тех областей знания, где мы традиционно были, что называется, на переднем крае мировой науки.

В первую очередь, они должны способствовать нашим внутренним экономическим задачам и обслуживать процесс, который называется структурной перестройкой народного хозяйства. Придется согласиться с Е.В. Водовозовой, что “в конечном счете от понимания специфики взаимодействия в современной отечественной науке познания и предпринимательства – причем в контексте всей российской социокультурной традиции – будет зависеть пока скрытое за дымкой неопределенности научное будущее страны и не только научное” [598].

Не исключено, кстати, что российская наука начнет обретать былые позиции тогда, когда расстанется с былыми приоритетами. Ведь XXI век, по всей вероятности, будет веком активного освоения наукоемких технологий, а они произрастают из умения сочленить фундаментальное знание с инженерным проектом. Иными словами, «цехами» создания новейших технологий будут не лаборатории академических институтов с их нынешним статусом, а институты заводского типа, ориентированные не на внедрение научных открытий, а на повышение с их помощью эффективности и качества производственного процесса.

В настоящее время лидерство американской науки в мире никем не оспаривается, оно достаточно прочно. Основной причиной подобного успеха является то, что американский образ науки оказался оптимальным для ее устойчивого развития. Он произрастал не из глубин национального сознания, ибо его попросту не было, на него не давили исторические традиции, он никогда не подвергался идеологическим деформациям. «Образ» американской науки формировался синхронно с «образом» американской экономики. Это, пожалуй, самое главное. Экономика выстраивала приоритеты, наука, не комплексуя, под эти приоритеты подстраивалась. Мужала экономика, мужала и наука. Финансовых государственных дотаций стало хватать даже тем, кто работал над проблемами, оказавшимися – на конкретный отрезок времени – в самом хвосте очереди из приоритетов.

Так, на 1992 – 1994 гг. в США убывание финансовых при-оритетов выстраивалось в такую последовательность: оборона ® медицина ® космос ® энергетика ® фундаментальная наука ® сельское хозяйство [599].

Речь, понятно, не идет о слепом копировании чужого опыта. Да это и не потребуется. Ибо главное, что дает анализ истории развития науки в странах устойчивой демократии и развитой рыночной экономики в том, что именно экономика диктует науке актуальные задачи, наука оказывается, в хорошем смысле слова, заложницей экономики и только когда экономика страны становится доходной, настает время развития науки по всему фронту: причем вне зависимости от того, какие ее разделы получают большие финансовые дотации, их хватает всем.

К тому же происходит и организационное перераспре-деление центров научного роста. Это, что называется, непреложные истины развития науки в условиях экономического (при демократическом режиме), а не политического и идеологического диктата, что всегда было характерно именно для российской, затем советской науки.

Похоже, что в самом начале рыночных реформ в России руководство Академии наук осознало, что Академия в этих условиях изолированно жить не сможет, ей не удастся отгородиться былыми традициями и заслугами от “воздействия рыночных отношений”. Так говорил президент Академии Ю.С. Осипов, открывая 8 апреля 1992 г. Общее собрание [600]. Но далее этой очевидной констатации он не пошел, ибо не представлял себе, что на деле надо предпринять, чтобы руководимая им громоздкая академическая структура вписалась в новые экономические реалии. Уже вскоре стало ясно, что желание руководства Академии было другим: