Наука Креста. Исследование о святом Хуане де ла Крусе - [5]
Образ Оградающего и Распятого, который лишь намечен в словах-предчувствиях Господа, широко и подробно обрисован в евангельских описаниях Страстей. Чистое и мягкое сердце ребенка плюс фантазия художника – и едва ли можно усомниться в том, что все эти картины глубоко и неистребимо отпечатались в душе юного Хуана. Не забудем и о том, что мальчик присутствовал на торжественной мессе Страстной недели и даже прислуживал на ней в качестве министранта. Ежегодно в Вербное воскресенье, как и во все дни Отрастной недели, в церковной службе перед верующими с драматической живостью предстают последние дни жизни Иисуса, Его смерть и положение во гроб – предстают в проникновенных словах, мелодиях и церемониях, которые непреодолимо влекут к сопереживанию. Если даже бесчувственные, неверующие и погрязшие в светской жизни люди не могут при этом остаться равнодушными, каково же должно было быть влияние их на юношу – будущего святого, который, как мы знаем, в более зрелом возрасте едва ли мог говорить о духовных вещах, не впадая при этом в экстаз, и приходил в восторг, даже просто слушая пение!
При изучении Писания к евангельским рассказам присоединились пророчества Ветхого Завета, и прежде всего описание страдающего Отрока Господня у пророка Исайи – с этим описанием молодой монах должен был встретиться, читая Бревиарий в Страстную неделю[3]. Здесь можно было не только увидеть страдания, описанные с безжалостным реализмом, но и узнать исторический и спасительный контекст Голгофской мистерии: Бог – всесильный Творец и Господь, Который сокрушает народы, как глиняные сосуды, и в то же время Отец, Который окружает избранный народ Своей верной заботой; нежный и ревнивый влюбленный, столетиями радеющий о Своей Невесте – Израиле и постоянно оказывающийся отвергнутым и оставленным, как описывает Хуан в стихотворении «Младой пастух». Пророки и евангелисты, дополняя друг друга, рисуют образ Мессии, Который в послушании следует за Отцом, чтобы завоевать Свою Невесту, Который принимает на Себя ее бремя, чтобы освободить ее, и не останавливается даже перед смертью, чтобы подарить ей жизнь. Эта тема снова находит отголоски в «Романсе». Если перенести подобное отношение Жениха к Невесте-Израилю на все человечество, то это будет соответствовать словам о Царстве Божьем у пророков и в Евангелиях.
И еще важное для Хуана в книгах пророков – взаимоотношения пророка и его Господа; призвание и обособление человека, на которого Всемогущий указал Своим перстом. Эти взаимоотношения делают человека другом и доверенным Бога, поверенным и провозвестником вечной Божьей воли; но, с другой стороны, требуют от него абсолютной самоотдачи и безграничной готовности к служению, отделяют его от общества здравомыслящих людей и превращают в символ протеста. На это указывало не только само Священное Писание, но и его толкование, принятое в ордене. В Кармеле, даже при смягченном уставе, жила память о пророке Илии, «вожде и отце кармелитов»[4]. Institutio primorum monachorum[5] представлял его молодым монахам как образец созерцательной жизни. Пророк, которого Господь побудил идти в пустыню, который прячется в потоке Хораф, напротив Иордана, пьет из него и питается тем, что посылает ему Господь (3 Цар 17, 2–3), – вот образец для всех, кто хочет замкнуться в одиночестве, отказаться от греха и всех чувственных наслаждений, и вообще всех земных вещей (так можно трактовать высказывание «напротив Иордана») и укрыться в любви Господа (Хораф трактуется как caritas – любовь милосердная). Источник Божественной благодати напоит их блаженством, а учение Отца даст им твердую пищу для души: хлеб сокрушения и покаяния и плод истинного смирения. Разве не нашел Хуан в этих словах ключ к тому, что Господь совершал в его собственной душе? Планы Божественного спасения распространяются на все человечество, и ради него – на Его избранный народ, но при этом Он заботится и о каждой отдельной душе. Каждая душа, подобно Невесте, опекается Им с равной нежной любовью, и Он заботится о ней с отеческой верностью. То, как эта Божья любовная забота становится жалом, не оставляющим души в покое, в совершенстве описано в Ветхом Завете, в Песни Песней. Ее отголосок звучит в «Духовном песнопении». Ниже будет рассказано подробнее, как в ней же вновь возникает мотив Креста.
Если мощным стимулом для поэта стали пламенные и красочные картины ветхозаветного псалмопевца, то теолог мог черпать из иного полноводного источника. Им была душа, единая со Христом, живущая Его жизнью, в полной самоотдаче себя Распятому проходящая вместе с Ним весь Крестный путь. Это нигде не выражено яснее и четче, чем в благовестии апостола Павла. У него уже есть сформированная
