Наука древнего волшебства, волхвования и чародейства - [57]

Даже через нисколько месяцев, всякий раз, как он принимался размышлять об этом непонятном явлении, светлый спектр солнца появлялся перед его глазами, хотя бы это было ночью и он лежал бы в постели с задернутыми занавесками.

Читая подлинные рассказы о мнимом вдохновении исступленных янсенистов или о нескончаемых явлениях призраков в монастырях, как в деле Урбана-Грандье, о предсмертных показаниях колдунов и ведьм в совершенно различных местах или, еще лучше, читая рассказы о «вызывании духов», повторяющиеся почти в каждом городе, в каждой деревушке Америки – невольно замечаешь какое-то родственное сходство между суевериями известной эпохи: что видит один, то видит и другой, хотя бы между ними не было никаких сношений.

Трудно объяснить, каким образом эти видения принимают характер эпидемии, но факт несомненен.

Очень естественно, что некоторые явления пока еще не имеют объяснений. Быть может сам Ньютон не мог вполне объяснить себе, отчего среди ночи преследовал его призрак солнца, хотя, без сомнения, какой-нибудь позднейший мыслитель, заинтересованный рассказом Ньютона, и придумал какое-нибудь разумное объяснение этой загадки[17].

Кстати приведем здесь рассказ одного молодого англичанина о видениях, которым он подвергался в своем детстве.

«Я был ребенок впечатлительный и мечтательный, с душей, преисполненной каких-то смутных, тоскливых порывов. Одаренный нежной и чуткой до чрезвычайности нервной организацией, я был вечно окружен какими-то видениями, до того ясными и отчетливыми, что мне часто бывало трудно отличить действительные предметы от этих мелькающих фигур, во всем похожих на действительность, за исключением того, что они исчезали от прикосновения.

В особенности ночью, когда выносили из моей комнаты свечу, вся окружающая меня атмосфера наполнялась трепещущими, колеблющимися лицами и фигурами, беспрестанно менявшимися и друг друга оттеснявшими. Эти призраки не только не смущали меня, но приводили в какой-то мечтательный восторг. Из всех видений, мне памятнее всего одна сцена или пантомима, в которой главным лицом являлся седой старик, игравший на скрипке. С ним всегда была высокая, величественная женщина, в каком-то странном костюме, в котором больше всего поражала меня высокая меховая шапка. Он играл, а женщина плавно двигалась в такт под музыку. Кроме того представлялась мне довольно часто женская фигура, в белой одежде, с широким золотым поясом, с длинными черными волосами, которые она, подходя ко мне, постоянно приглаживала на лбу обеими руками, тихим, правильным движением. Подойдя ко мне, не далее известного расстояния, она всегда поворачивалась спиной и быстро исчезала. Мать моя нередко удивлялась, когда, несколько часов после того, как она меня уложила, находила меня лежащим совершенно смирно с открытыми, нисколько не сонными глазами. Когда я пытался рассказать ей, что я видел, она сейчас же прерывала меня говоря: пустяки дитя мое, в комнате никого не было. Переезд на новую квартиру произвел также перемену и в моем таинственном мире: старый скрипач с женщиной хотя и являлись по обыкновению, но казались недовольными новой местностью, осматривали ее в каком-то недоумении, наконец, я ясно слышал, как женщина сказала: нам здесь нельзя оставаться, и они немедленно прошли сквозь стену. Я видел также ясно, как они направились к дровяному складу, нерешительно оглянулись на меня, наконец, взошли, на дрова, и там исчезли. Их заменил другой призрак, оказавшийся более постоянными Это был мальчик моих лет; он приходил довольно часто, ласково смотрел на меня, и у меня были с ним особого рода разговоры, без слов, каким-то способом, казавшимся мне несравненно более совершенным человеческой речи. Я обращался к нему мыслью, и в ответ получал такие же безмолвные заявления сочувствия и дружбы. Вероятно, вследствие моей крайней нервозности, я относился также своеобразно и к окружавшим меня людям. Для меня каждый человек был окружен особой, почти что осязательной атмосферой, или какой-то эманацией. К некоторым я питал сильнейшее инстинктивное отвращение, так что само присутствие их причиняло мне неприятное ощущение, доходившее почти до физической боли; к другим, напротив, я чувствовал сильное влечение, и присутствие их около меня наполняло меня приятным ощущением, о котором я не мог дать себе ясного отчета».

Если мы встречаем новые факты, для разрешения которых физиологии не достает данных, то должны держаться твердо простого, но глубокомысленного изречения Гете, что «непонятные явления еще не чудеса».

Если же все знания, приобретенные физиологией и другими науками, не дают пока удовлетворительного ответа, тогда нам остаются только некоторые предположения, уже более или менее высказанные нами, которые, сознавая бессилие знания, необходимо допускают чудесное, потому что, точно так же как там, где знание вступает в свои права, чудесное не может существовать, так и там, где знание бессильно – чудесное выступает вперед.

В жизни человека часто бывают поразительные случаи, которые своим противоречием обыденным явлениям заслуживают отчасти название сверхъестественных. Вероятно, многие хоть однажды в жизни испытали что-нибудь странное и удивительное, противоречащее здравому смыслу и даже порождающее суеверие. То могло быть случайно сбывшееся сновидение, неопределенное предчувствие, – но, начиная с этих мелких проявлений чудесного и до страшных призраков и видений, сверхъестественное непременно известно каждому человеку, к какому бы образованному классу или веку он ни принадлежал – или по собственному опыту, или по рассказу друга, вполне достойного веры во всех обыденных случаях жизни.