Научить писать нельзя, а что можно? - [5]

Ирина Павлова: Для кого мы все же пишем? Для таких же авторов или все же есть в стране желающие купить и прочитать книгу?

Специалисты говорят, что в России книжный рынок сжимается. Я ничего про это не знаю. Мне кажется, что мы пишем потому, что мы чувствуем в себе силу заставить людей проживать то, что мы придумали. Это удивительная власть над людьми — рассказывать им истории и смотреть, как они завороженно тебя слушают. Мы пишем потому, что чувствуем в себе эту силу погружать людей в какие-то другие миры. Если бы люди, например, бросили завтра читать — писатели бы перестали существовать? Нет, конечно, писатели одновременно являются и читателями, и когда писатель пишет для писателя, для писателей, для литературы — он пишет в этот момент как для читателей. Я совершенно в этом убеждена.

Марина Калюк: Как определить уровень своего писательского мастерства? Как понять чему еще надо учиться?

Очень просто. Вы написали что-нибудь? Возьмите какого-нибудь человека, который вам ничем не обязан и начните ему читать то, что вы написали и наблюдайте за ним. Прочитайте немножко и остановитесь. Если он вас попросит продолжить и будет слушать то, что вы написали до самого конца — это значит, что у вас получилась книга или рассказ, и, значит, что ваше писательское мастерство вполне состоялось. Как понять чему еще надо учиться? Надо научиться для начала видеть собственный текст, и тогда вы поймете, что у вас плохо получается. Без того, чтобы вы видели свой текст, наверное, делать нечего. А чтобы начать видеть свой текст надо много читать не только свои тексты, но и тексты писателей, которые вам нравятся. Поймите, что вам нравится.

Кир Коров: Что такое текст? Какой текст хороший? Куда уходит текст?

Вы знаете, существует, я думаю, несколько сотен километров определений, что такое текст. Лингвисты определяют, что такое текст, литературоведы, мы же с вами не об этом сейчас говорим, нам же не нужно определение текста семиотическое, что текст — совокупность знаков, переносящих информацию. Для нас, для писателей, текст — это словесное воплощение того, что мы чувствуем и думаем. Надо сказать, что превратить нашу мысль в текст очень трудно, потому что… вы когда-нибудь наблюдали за тем, как вы думаете? Мысль объемна, мысль противоречива. Вы можете думать то одно, то другое, вы можете думать сначала об этом, потом о том, можете сначала думать о финале и середине, потом о начале. Мысль и все то, что происходит в нашей голове — это многомерная реальность, которая осуществляется сама помимо нашей воли. Текст — это нечто, лежащее на экране компьютера или на бумаге, существующее в двух измерениях, это линейная вещь, это строчки бегущие слева направо, это абсолютно плоскостная вещь. Представьте: вам нужно объемное превратить в плоское. Это колоссальное усилие. Именно в этом сложность письма. Мы переводим то, что происходит в нашей голове с многомерного языка образов на плоскостный язык. Это очень большое усилие, которому можно научиться. Текст куда уходит? Никуда. Они все с нами. Возьмите с полки Апулея или «Роман о розе» — они с нами. Все, что есть настоящий текст, все, что есть на самом деле насыщенный художественный опыт — все это остается.

Лина Мраги: Насколько важна целевая аудитория, как определить какой текст для какой целевой аудитории подходит, будет интересен читателю? Насколько обычным общением и наблюдением за окружающими можно это понять? Существуют ли еще какие-нибудь способы?

Это маркетинговый вопрос, я отвечу на этот вопрос маркетинговым языком. Сам человек этого сделать не может. Если вас интересует маркетинговое выстраивание сюжета, то нужно делать так, как делают производители сериалов — собирать фокус-группу, нанимать модераторов и выяснять, что находится в зоне их интересов, что сейчас людей волнует, кто сейчас больше читает книги: одинокие домохозяйки или подростки, нужно понять, кто читает и вероятностным методом вычислять. С моей точки зрения — попробуйте написать книгу-рассказ, маленький рассказ, который был бы интересен вашим знакомым, всем вне зависимости от пола, возраста, цвета глаз, вашим родителям, вашим друзьям, детям ваших друзей, сантехнику, который пришел починить вам кран. Вот попробуйте достичь хотя бы такого результата.

Анна С.: Если в процессе написания произведения возникает желание вернуться к началу, перечеркнуть и переписать все заново — стоит ли поддаваться такому порыву?

Нет. Не стоит поддаваться такому порыву, а стоит отложить текст. Такое происходит всегда, когда что-то пишешь и надо отложить — текст должен вылежаться. Вы истощаетесь по мере того, как работаете с текстом, у вас истощается нервная система. Это как раз к тому, о чем я говорила с самого начала — вы должны себя знать, вы должны знать, на каком повороте вам все захочется выкинуть в помойку, в какой момент вам захочется все переписать с начала до конца. Обязательно надо себя знать, и мой совет — отложите и ничего не трогайте.

Алиса Лебрен: Где заканчивается графомания и начинается писательство?

Я не уверена, что одно может переходить в другое. Я не убеждена, что графоман может писать, писать и из него в какой-то момент вырастет… Вообще, графоман — это не куколка, из нее бабочка писателя, с моей точки зрения, не вылупляется. Но сейчас ведь очень много такого, скажем, продуктивного графоманства в том смысле, что графоман находит своих читателей. Да достаточно обратиться к какой-нибудь практике фанфиков — миллионы человек читают фанфики, и пишут их совсем не писатели, а, скорее, графоманы. Не верю я, что из графомана может родиться писатель. С моей точки зрения, графоман пишет много, вычурно, выпукло и совершенно пусто. Сделать так, чтобы в пустоте что-то родилось очень сложно.