Натюрморт с удилами - [32]
Можно поддаться милой иллюзии, будто эти слова проистекали из чувствительного сердца монарха, до глубины души озабоченного печальной судьбой художника. Однако более правдоподобно было бы предположить, что Карл I — известный ценитель искусства, у которого сам Ван Дейк был придворным художником, — решил попросту воспользоваться случаем заполучить себе задешево, за неясное обещание королевских милостей, знаменитого Торрентиуса. Так или иначе, дипломатическая машина была пущена в ход. Государственный секретарь Англии вице-граф Дорчестер обратился с просьбой к великому пенсионарию>{80} Голландии де Гларгесу, однако особенно активную деятельность в этом направлении развернул королевский посол в Нидерландах сэр Дадли Карлтон. Почти во всех письмах повторяется тот же аргумент: было бы огромной потерей, если бы такой знаменитый художник понапрасну покинул этот мир.
Старания увенчались успехом. Торрентиуса выпускают из тюрьмы, однако с тремя условиями: 1) ему придется оплатить большие судебные издержки; 2) он торжественно обязуется немедленно уехать в Англию и 3) никогда уже не вернется на родину.
Дальнейшую судьбу художника удается воспроизвести лишь в общих чертах. О его пребывании в Англии ничего нельзя сказать наверняка. Похоже, на земле своих избавителей неисправимый Торрентиус вернулся к прежнему образу жизни. По крайней мере, так можно интерпретировать загадочную фразу о нем — «giving more scandal than satisfaction»[29], — которую можно найти в книге Горация Уолпола «Painters in the Reign of Charles I»[30].
Его возвращение в Голландию граничит с полным безумием. Он является туда внезапно в 1642 году, и воистину невозможно понять, на что он рассчитывал — уж не на то ли, что ему простят его вину и повторится библейская притча о блудном сыне? Он ведь знал, даже слишком хорошо, что такое бешеная ненависть харлемских мещан. Так что, возможно, изгнанник попросту был вынужден расстаться со своим убежищем, и ему не оставалось ничего другого, как вернуться на родину, где он мог попытаться своим трудом заслужить благодарную память потомков. Также представляется вполне вероятным, что Торрентиус пожелал вызвать судьбу на последний поединок, разыскать своих прежних компаньонов и провести с ними несколько шальных ночей, фаустовским жестом призывая молодость, какую бы цену ни пришлось за это заплатить. Не исключено, наконец, что он почувствовал себя смертельно усталым в игре, которую сам придумал, и ему уже было все равно, каково будет продолжение и чем закончится эта повесть, полная шумихи и бешенства.
А что его встретило, легко было предвидеть: второй процесс, о котором почти ничего неизвестно, кроме того, что художника снова подвергли пыткам. Он умирает сломленным человеком в родном Амстердаме 17 февраля 1644 года.
Судьба Торрентиуса напоминает роман. Но какой? Плутовской, приключенческий, аллегорический? Наш герой ускользает от всех формулировок, определений, традиционных способов описания, как если бы его посмертным желанием было водить нас за нос и напоминать, что он — гость, явившийся из ниоткуда, не имеющий предков, последователей и родных, житель безграничья.
Будет лишь скромной констатацией, попыткой приблизиться на полшага к загадке Торрентиуса, если мы скажем, что он был кем-то иным — совершенно непохожим на остальных граждан Республики того времени. Вызывающе разноцветная птица среди птиц одноцветных. Свою собственную жизнь он, наверное, рассматривал как вещество, материю, которой он придавал необычную, изысканную форму, и потому продолжал нарушать условности своего времени, ошеломлять, шокировать.
Ему положены титул и грустное звание предтечи, ибо было в нем что-то от маркиза де Сада>{81}, а также от poetes maudits[31] XIX века или, если обратиться к более близким аналогиям, от художников-сюрреалистов. Он опережал свое время, добиваясь исключительного статуса художника взамен за свои необычные произведения, а это совершенно не умещалось в головах почтенных мещан, не исключая и художников. Поэтому Торрентиус должен был потерпеть поражение.
Для нас он остался автором одной картины, курьезным случаем на пограничье политики, истории обычаев и искусства.
Что же сталось с его произведениями? Существует обоснованное опасение, что они разделили судьбу автора, то есть были уничтожены. Однако кое-где — в инвентарных книгах, в воспоминаниях современников — можно натолкнуться на их следы. Крамм, писавший в первой половине XVII века, упоминает его произведение «Портрет теолога». Картина состояла из двух наложенных друг на друга подвижных плоскостей. Когда отодвигалась первая, представлявшая образ высокочтимого исследователя небесных сфер, изумленным взорам зрителей открывалась другая — «сцена в публичном доме, необычайно художественно исполненная». Недурно…
В каталоге собрания картин Карла I мы находим суммарную, но дающую пищу для размышлений запись о трех картинах Торрентиуса: «One is an Adam and Eve, hisflesshe very ruddy, theye show there syde faces. The other is a woman pissing in a mans eare. The best of those 3 is a young woman sitting somewhat odly with her hand under her legg»
