Натюрморт для вампира - [28]

– Не против, но лучше потом, после дела. Голова должны быть светлой. Давай, рассказывай, что у вас нового? Мрачный ты какой-то, – он сел к столу и вопросительно посмотрел на друга.

Авдеев, тяжело вздыхая, поведал всё, что произошло за эти дни.

– Ну, какие выводы из всего этого? – спросил Андрей.

– Чувствую, что убийство Кунги связано с кулоном. Ведь хозяин его так и не объявился. Что-то с этой штучкой не так. А ты что думаешь? – обратился Никита к другу.

– Я хотел бы всё-таки сначала поговорить с Жураевой. Относительно кулона, думаю, что ты прав. Не всё так просто.

В этот момент дежурный доложил, что пришла гражданка Жураева.

Софья Корнеевна извинилась за опоздание и села на предложенный стул.

По всему было видно, что она очень взволнована: тонкими музыкальными пальцами постоянно теребила кружевной платочек, изредка прикладывая его к губам.

Дубовик с интересом смотрел на Жураеву. Во всем её облике и поведении чувствовалось особое воспитание. Держалась она необыкновенно прямо, с явным достоинством. Кружевное жабо, приколотое к белоснежной блузке камеей, строгий, но элегантный лёгкий жакет, небольшая фетровая шляпка с тонкой полоской атласной ленты и даже сетчатые перчатки в тон блузки – всё говорило об утонченном вкусе женщины.

– Софья Корнеевна, я понимаю, что вы ждёте от меня ответа на самый главный вопрос, но пока я вынужден говорить о другом. Запрос ваш немецкие коллеги приняли, им занимаются, но вы же прекрасно понимаете, что это дело не одного дня, – Андрей старался говорить убедительно и спокойно, чтобы дать женщине возможность отойти от своих переживаний, – как только придёт ответ, обещаю – я сразу же свяжусь с вами. Слово офицера!

– Хорошо, спасибо! – Софья Корнеевна лёгким кивком выразила своё согласие. – Говорите, что вас интересует.

Дубовик замешкался, решая, как лучше начать разговор, потом осторожно произнес, боясь ошибиться:

– В вас чувствуется дворянское воспитание.

– К сожалению, – вздохнула женщина, немного удивившись проницательности этого приятного молодого человека, но потом вспомнила, что о нем говорил Калошин. – Всё время пытаюсь сгладить это впечатление, но у меня мало, что получается.

– Знаете, только вчера одна умная женщина сказала такую вещь: место рождение – это каинова печать, так вот мне бы хотелось добавить, что и воспитание тоже – навсегда. А стесняться его не стоит, напротив, следует возвести в ранг достоинств. А о воспитании я спросил вас потому, что нас интересует ваше семейное древо и немного истории вашей семьи, начиная ну, скажем, с прадедов. И если можно, подробней.

Софья Корнеевна с удивлением посмотрела на Дубовика, потом перевела взгляд на Авдеева, но именно её воспитание не позволило переспрашивать, зачем это надо. Кроме того, она прекрасно понимала, что в милиции редко задают праздные вопросы, а уж если чем-то интересуется КГБ, то в этом, тем более, есть свои резоны. Возможно, что в процессе беседы всё и прояснится. С этой мыслью женщина и начала своё повествование.

– Мой прадед – австрийский барон Адальберт Вендель фон Форбек, – сказано было просто, но сколько достоинства прозвучало в этих словах! Мужчины вполне оценили и почувствовали истинную принадлежность Софьи Корнеевны к касте ариев.

– Его имя означало «благородный странник», что вполне соответствовало его убеждениям и стремлениям. Он увлекался географией и историей. Состоял в каком-то оккультном обществе. Однажды посетил Тибет, но об этом эпизоде его жизни в семье говорили мало. Однажды бабушка проговорилась, что заняться подобными науками его заставила какая-то болезнь. Сказано это было лишь однажды и без особого акцента. Мама моя тоже никогда об этом не говорила. Но мне всегда казалось, что все в семье что-то не договаривают.

Его сын Тедерик, мой дед, в браке с урожденной Греттой фон Кёлер произвели на свет мою мать Клотильду и дядюшку Гюнтера, у которого было такое же заболевание, как и у деда, но тот помог ему излечиться. Каким образом, не знаю. Был у них ещё сын Йохан, но, насколько мне известно, он умер в молодом возрасте, с ним случилась какая-то трагедия. Подробности мне не рассказывали. Дед как бы закрыл эту страницу, и даже бабушке запрещал об этом говорить. Тедерик пошел по стопам своего отца Адальберта, стал членом «Немецкого Теософского Общества» и нескольких географических и исторических обществ. Занимался оккультизмом, изучал трактаты древних алхимиков. Очень яркая личность! Невероятно много путешествовал. В одном из таких путешествий он познакомился с молодым русским историком Торн-Преображенским, который через несколько лет стал мужем моей мамы – Клотильды, то есть моим отцом.

– Корней Семёнович Торн-Преображенский ваш отец?! – удивленно воскликнул Дубовик. – Вот уж поистине, мир тесен!

– Вы с ним знакомы? – в свою очередь удивилась Жураева. – Но вы так молоды!

– Я учился в своё время на историческом факультете Московского пединститута и изучал труды вашего отца. Кроме того, мой приёмный отец – декан нашего института, рассказывал о нём.

– Что ж, тогда вам многое будет понятно из истории нашей семьи, – улыбнулась Софья Корнеевна. – Я, конечно, не во все тайны посвящена, и я понимаю, что всё рассказанное мною, лишь малая часть из того, что вам могли бы поведать мои родители. Но если вы будете задавать мне определенные вопросы, возможно, я смогу восполнить какие-то пробелы.