Натюр Морт - [19]

– Уже почти все, – ответил тот несколько громче, чем требовала конспирация. – Любопытно – сколько он с них содрал, этот исусик?

Антон – ни к селу, ни к городу – хотел сказать про Париж и про мессу, но Злоказов заговорил снова:

– Нельзя ему спускать, козлу. Как закончит служить, я к нему подойду, потолкую. Пойдешь со мной?

– Сколько угодно, – отозвался Белогорский. Ему сделалось интересно, как Злоказов станет вразумлять попа.

Тот сдержал свое слово, подошел, когда покойник был отпет, к священнику и, показывая на свечи и образа, спросил:

– А скажи-ка, друг любезный, во сколько вся эта кухня обошлась родственничкам?

Поп, снявший было золоченые очки, нацепил их обратно и внимательно посмотрел на необычного вопрошателя. Решив, что отвечать не обязательно, он отвернулся и хотел идти по своим делам, но тут каблук Злоказова наступил ему на длинную, до пола, рясу.

– Ты куда? – спросил Злоказов шепотом. – Ты кем себя вообразил?

– Выйдите из храма Божьего, – с кроткой угрозой предложил батюшка. – А я помолюсь, чтоб Бог вас вразумил и простил грехи.

– Смелый, да? – Злоказов ухмыльнулся. – Погоди, дойдет до тебя очередь. Ишь, обкурили все, обрызгали, трупы облизываете…

– Уходите отсюда, – повторил тот более твердым голосом.

– Оборзел? – прошипел почитатель жизни. – Крышу позовешь? А какая у тебя крыша?

Батюшка безнадежно снял очки, протер носовым платком и улыбнулся краешком рта.

– Наша крыша – небо голубое, – сообщил он доверительно.

Неизвестно, во что бы все это вылилось, но вмешался Недошивин и увел Злоказова из храма. Взбешенный Злоказов щурил глаза, хищно скалил зубы и бормотал, что не прощается, что сделает батюшке рэкет, превратит его жизнь в кошмар, какого тот и во сне не видел. Следом за ними вышел и Антон. Гроб с телом вернули в автобус, и тот, забрав с собой еще двоих сопровождающих, покатил в крематорий, где покойника надеялись завтра спалить. Эти планы были подслушаны и приняты к сведению звеном Недошивина. Народ не расходился и праздно топтался у дверей храма. Обстановка изменилась, люди успели устать и сделались более разговорчивыми. Необычное поведение незнакомцев в церкви не укрылось от внимания многих, а дама под вуалью проявила настойчивость:

– И все-таки – кто вы будете? Мы просто никогда вас прежде не встречали…

Нехотя Холомьев отозвался:

– С работы мы будем, с его работы.

Настырная особа пришла в удивление:

– Да что вы говорите! Но он уж лет двадцать, как не работал…

– Мы не из тех у кого память короткая, – сообщил ей Злоказов.

– Да-да, это замечательно, конечно…

Воцарилась тишина, и только мотор продолжал свое нелегкое механическое дело.

– Но позвольте, – опомнилась дама, немного подумав, – вы, как будто, довольно молоды…Как же вы могли с ним работать?

– Это называется эстафета поколений, – молвил Щусь с серьезной миной. – Дело покойного не забыто. Нас, так сказать, делегировали.

– Странно, – дама поджала губы. – Ведь он руководил хором ветеранов войны.

– Мы – внуки ветеранов войны, – вмешался Недошивин и посмотрел на нее столь свирепо, что у дамы моментально пропало желание спрашивать дальше.

Многие слышали эту беседу, и лица их выражали сомнение. Антон напрягся, готовый к любому повороту событий, но события носили слишком печальный характер, чтобы свернуть куда-либо с назначенного пути. Недошивин отвел свою группу в сторонку и негромко сказал, что здесь им больше делать нечего. Надо отправляться в крематорий и прозондировать почву. Если все у них получится, то безутешную родню новопреставленного ожидает завтра большой сюрприз. Возражений и вопросов не было, и часом позже служители жизни благополучно, без приключений достигли местного Дахау, деловито попыхивавшего свежим дымком. Горение, как было некогда подмечено, есть форма жизни, к которой (форме) полагается стремиться всем порядочным людям.

– Давайте поживее! – прошипел Недошивин. – Куй железо, пока горячо – жмура, наверно, еще не успели оформить.

Они обогнули здание крематория и ворвались в какой-то темный коридор, где шли вдоль стен массивные железные двери, запертые на засовы, а также стояли неприкаянные металлические тележки. Немного подумав, командир выбрал Щуся и велел ему воздержаться от участия в рискованных переговорах. Если что-нибудь пойдет наперекосяк, завтра его пошлют присматривать за церемонией кремации с заданием разузнать, как думают родственники распорядиться урной с прахом – оставить в колумбарии или закопать на кладбище. А потому никак нельзя являться на церемонию со следами свежих побоев на лице.

– Есть тут кто-нибудь? – крикнул Недошивин нетерпеливо.

Антон рассчитывал услышать эхо, но голос вожака прозвучал гулко и глухо, словно говорили в какую-то толстую трубу. Никто не откликнулся; Недошивин крикнул еще раз.

Тогда в конце коридора возникла приземистая, обезьянья фигура в темно-синем комбинезоне и вязаной шапочке. Стараясь ступать торжественно и бесшумно, работник приблизился и сумрачно оглядел гостей.

– Командир, слушай и не перебивай, – пророкотал Недошивин. – Только что к вам привезли клиента. За сколько ты можешь нам его продать?

Работник вытер нос тыльной стороной ладони.