Natura Morta - [2]

Малыш, приставив к ротику бутылку с пивом, медленно – глоток за глотком – пил из нее. На правой руке юной цыганки, его матери, висели розовато-красные бюстгальтеры. Обступившие ее со всех сторон женщины щупали товар, проверяя его эластичность, и прикидывали на глазок размеры бюстгальтеров. Мясники – их руки, как всегда, были перепачканы кровью – подошли поближе к толпившимся вокруг цыганки женщинам и, с любопытством заглядывая им через плечо, стали отпускать едкие замечания.

Сквозь щель в заячьей губе молодой цыганки виднелись два золотых передних зуба. Она не спеша достала грудь и сунула сосок в ротик младенцу со слипшимися от гноя веками.

Торговцы, размахивая окровавленными ножами и раззадоривая друг друга, выкрикивали цены на говядину и свинину громко и торжественно, повторяя интонацию католических литаний, а цены на баранину и индейку произносили скороговоркой, подражая тону комментаторов футбольных баталий. В пластиковом пакете одной из покупательниц лежала голова молодого барашка с окровавленной челюстью. Женщина поставила свою тяжелую ношу на землю, немного передохнула, а потом направилась мимо торговых рядов туда, где продавали птицу.

«Vuole un chilo di tacchino per 2500 Lire! – выкрикивал молодой торговец птицей, одетый в узкие перепачканные кровью джинсы. – Forza, andiamo forza!»[11] Издав еще раз возглас «forza!», он отступил на шаг и метнул нож в землю. Вонзившись у его ног, нож завибрировал. Парень наклеил на бедро выпотрошенной индейки этикетку с ценой и быстро взвесил несколько килограммов мяса подошедшей к прилавку покупательнице – монахине, у которой на запястье правой руки были намотаны четки. «Prego, Madonna!»[12] – с улыбкой воскликнул он. «Polio diavolo»[13] – так молодой продавец называл разрубленных на части петушков, обложенных окровавленными розовыми гребешками. Куриные, более мелкие, гребешки с темно-красными зубцами украшала свежая веточка розмарина. На серебряном подносе, в окружении индюшачьих сердец, лежал гусь с окровавленными отверстиями на клюве.

На земле сидела молодая цыганка, продававшая шампунь для волос. На коленях у нее лежал ребенок. Головка младенца свешивалась с бедра матери, которая тянула вверх руки, предлагая прохожим купить яичный шампунь. На правом предплечье цыганки было вытатуировано синее сердце.

Перед одной из торговых палаток остановилась женщина с маленькой гладковыбритой собачкой, помесью таксы и пинчера. Только на ушах и хвосте собачки оставались небольшие клочки шерсти. Молодой торговец птицей прижал щекой трубку к плечу и, оживленно болтая по телефону с приятелем, отрубил голову живой курице, уставившейся бессмысленным взглядом в пространство. Закончив разговор, он бросил окровавленную голову на землю. На потеху прохожим парень, ухмыляясь, вложил в брюшную полость другой, уже выпотрошенной курицы горсть вишен.

Края сплетенной из лозы корзины, наполненной свежими яйцами, были украшены фиалками. Торговка разбивала треснувшие яйца о край большой банки, и их содержимое с бульканьем падало в стеклянный сосуд. Она положила на весы двух связанных вместе живых кур – четыре желтые судорожно сжатые лапки с длинными грязными коготками торчали вверх, взвесила птиц, схватила их за крылья, сунула в коробку и отдала ее покупателю – молодому индусу в белоснежной одежде. Юная цыганка, зажав в руке цыпленка, щекотала его клювиком щеку припавшего к ее соску младенца и верещала, подражая цыплячьему писку.

У ларька, прямо перед клетками с белыми голубями и морскими свинками, беззубая полуслепая старуха продавала rughetta.[14] Подняв пучок в правой искалеченной руке, на которой было только два пальца – большой и средний, она выкрикивала: «Signora, vuole rughetta?»[15] На тыльной стороне ее левой кисти было вытатуировано черное распятие. Хозяин ларька – по виду наркоман с большим стажем – держал в одной из клеток птиц разных видов. Молодые иссиня-черные уточки клевали красную мякоть нарезанного кусками арбуза, две синие райские птицы беспрестанно перепрыгивали с одной жердочки на другую, больной амазонский попугай тупо смотрел на клюющих зерно карликовых курочек.

Пятилетний мальчик играл с большим красным водяным пистолетом. Когда его мать, купив курицу, направилась к трамвайной остановке, мальчик крикнул ей: «Aspetti!»[16] и, сунув дуло в рот, несколько раз нажал на курок. Из его рта по подбородку потекла вода.

У палатки торговца овощами – на шее у него висел нож на шнурке – остановилась монахиня. В правой руке она держала пластиковые пакеты с огурцами, абрикосами и репчатым луком, а левой прижимала к груди двух белокурых кукол Барби. Положив кукол на деревянный ящик, монахиня попросила взвесить пару килограммов помидоров. Старая цыганка разложила на раскрытом черном зонтике одежду на продажу. Юная цыганка, достав из узла длинные мужские трусы с рисунком в виде красных сердечек, сунула их в руки младшему брату и толкнула его в спину, приказав ходить от палатки к палатке и предлагать белье торговцам и посетителям рынка. Мальчик с недовольным видом скорчил рожицу. Над развязанным джутовым мешком женщина обирала высушенную лаванду. Срывая со стеблей душистые цветки, она упаковывала их в синие мешочки с крохотными дырочками. Ветер поднимал, кружа в вихре, сухую белую и красную луковую шелуху. Стоявшая у торговых рядов цыганка громко вскрикнула, когда игравший неподалеку цыганенок угодил ей раздавленной жестяной банкой от колы в лодыжку. Одетый в зимнее пальто и шляпу старый араб – на улице было плюс тридцать по Цельсию – ходил вдоль рядов, предлагая торговцам и посетителям рынка купить у него пять завернутых в целлофан роз. Когда мимо палатки с овощами прошел бородатый монах в длинной коричневой рясе – он продавал образок, – торговка картофелем и морковью – на ее правую руку была надета оранжевая хозяйственная перчатка – перекрестилась. По рынку с бутылкой пива в руках бродил уличный музыкант. Он пил, пел и побирался. Его бородатое лицо было багровым, как панцирь сваренного рака, а волосатые предплечья покрывали татуировки с изображением змей и стрел. Старая цыганка подарила ему рубашку, оставшуюся у нее среди непроданных вещей. В ворохе уцененной, брошенной между овощными палатками одежды уличный музыкант нашел куртку, примерил ее и взглянул на свое отражение в окне стоявшего у тротуара автомобиля. Принарядившись, он снова двинулся вдоль торговых рядов, прихлебывая пиво из горлышка бутылки.